– Ты прекрасно знаешь: все, чего я хочу, сейчас в этой комнате, – низким голосом проговорил Иней, как-то очень… тяжело глядя на меня. Да, его взгляд был тяжелым, давящим, лишающим дыхания… и мне почему-то становилось жарко.
Я поспешно оглянулась, пытаясь понять, что он себе тут приглядел, и, заметив графин, радостно предположила:
– Водички?
Инейран очень уныло меня оглядел, а потом сказал:
– Как же с тобой сложно…
– В чем? – хлопнула я ресницами.
– Чаю мне, – потер висок мужчина, мрачно смотря перед собой. – Каркаде, если можно.
– Разумеется, – просияла я, радуясь, что мы хоть в чем-то достигли взаимопонимания, и хлопнула в ладоши, произнося ритуальную фразу: – Брауни дин.
Почти сразу в центре появилось туманное облачко, из которого вышла маленькая златокудрая голубоглазая девочка в синем платьице и передничке. Малышка присела в каком-то подобии реверанса и поинтересовалась:
– Чего изволите, госпожа?
– Чай каркаде, пожалуйста, и сладости, – улыбнулась я в ответ. – Спасибо, Мышка.
Вообще девочку звали Мышисса. По сути, мы вместе с ней росли, да и взаимоотношения нас связывали отнюдь не такие, как должны быть у дочки хозяев и служанки. Хотя бы потому, что служанкой брауни и не была. У нас в доме трудилось немало этих волшебных существ, и все на разных должностях, конкретно отец Мышки был управляющим, а девушка ему по мере сил помогала и со временем вполне могла принять бляху, символизирующую контроль над домом. Мы с ней подружись еще и потому, что обе в какой-то мере были сиротами. Но если я круглой, то у нее остался папа, который души не чаял в своей златовласке.
Странно, что брауни сегодня в роли горничной. Наверное, заболела одна из служанок, вот она ее и заменяет.
– Леди Мышисса, рад вас видеть, – улыбнулся Инейран и склонил голову в знак почтения.
Мышка же лишь поджала губки, неодобрительно глядя на нага, но все же поздоровалась, а потом пропала. На кухню за заказом улетучилась.
В случае с брауни «улетучилась» воспринимается в самом прямом смысле.
– Итак, – посмотрела я на Инея. – Может, уже перейдем к сути дела?
– А оно тебе надо? – вскинул рыжую бровь этот бессовестный и расплылся в такой кошмарно двусмысленной улыбочке, что даже у такого наивняка, как я, не осталось ни малейших сомнений в том, куда же он клонит.
Все, что я могла, – это покраснеть и потупиться, притом внутренне презирая себя за такую реакцию. Да сколько же можно быть беспомощным тушканчиком, которого вгоняют в краску намеки?!