Я могла бы обнаружить себя, признаться, сказать, что виновата, но продолжала, затаившись, сидеть на ступенях.
Госпожа спросила:
– Так это ты воришка, Шарлотта? Пришла за чем-то еще? Значит, бродишь здесь по ночам?
Госпожа разбудила Синди, велела привести Тетку и зажечь два фонаря, чтобы обыскать матушкину комнату.
– Да, мэм. Да, мэм, – залепетала довольная Синди.
Господин Гримке зарычал, будто наступил на собачью кучу. Ох уж эти хлопоты с женщинами и рабами! Забрав свой фонарь, он отправился спать.
Я на расстоянии шла за матушкой и остальными, повторяя слова, которые не положено знать десятилетке. Ругаться я научилась в конюшне, слушая, как Сейб поет лошадям. «Тьфу, черт бы вас побрал, проклятые белые!» Я уговаривала себя признаться госпоже в том, что произошло. «Я ушла со своего места у двери мисс Сары и пробралась в старую комнату. А матушка привела меня обратно в дом».
Робко заглянув в нашу каморку, я увидела, что с кровати сорваны все одеяла, умывальный таз перевернут, а мешок из рогожи вывернут наизнанку и повсюду валяются клочки шерсти и тканей. Тетка поворачивала шкив, чтобы опустить раму с лоскутным одеялом, его верхние края не были обработаны, отовсюду торчали концы ярких нитей.
Меня в дверном проеме не замечал никто, кроме матушки, взор которой всегда обращен в мою сторону. Веки ее опустились, и она долго не открывала глаз.
Колесики шкива запели, и рама медленно опустилась под скрипучую музыку. К верху незаконченного лоскутного одеяла была приторочена ярко-зеленая ткань.
* * *
Первая моя мысль: как красиво. На каждой складочке играл свет от фонаря. Я, Тетка и госпожа уставились на ткань с таким видом, будто она нам приснилась.
Потом госпожа долго распространялась о том, насколько трудно ей будет карать рабыню, которой доверяла, но выбора нет.
– Твое наказание откладывается до понедельника, – сообщила она матушке, – завтра Пасха, и я не хочу портить праздник. Ты не будешь наказана вне дома, и скажи за это спасибо, но не сомневайся, что получишь по заслугам.
Госпожа не произнесла слов «работный дом», сказала «вне дома», но мы ее поняли. По крайней мере, матушку не отошлют в тот кошмар.
Госпожа наконец повернулась ко мне, она не спросила, что я здесь делаю, и не отослала меня к комнате мисс Сары, сказала лишь:
– Можешь остаться с матерью до ее наказания в понедельник. Хочу, чтобы у нее было какое-то утешение. Не такая уж я бесчувственная.