– А ну-тко, Ухтымка, глянь, – распорядился десятник. – Токмо смотри, с опаскою. Мало ли что?
– Сделаю, дядько Силантий.
Передав вложенную в ножны саблю остяку – «Подержи пока!», – молодой казак ловко скользнул меж кустами, исчез и какое-то время не показывался… а потом вдруг как-то резко вынырнул и, махнув рукой, вернулся к своим сотоварищам.
– Селение там, – запыхавшись, доложил лазутчик. – Людоедское.
Все резко напряглись, даже у Андреева побелели скулы.
– Правда, пустое. – Ухтымка неожиданно улыбнулся, показав плотные белые зубы.
– Пустое? – нахмурился десятник. – С чего ты взял?
Парень пожал плечами:
– Птицы. Их там сонмище – всякую дрянь жрут, что дикари после себя оставили.
– Так, может, засада там?!
– Нет, – пришел на помощь Ухтымке остяк. – Засаду б птицы учуяли, увидали б. А менквы всегда гадят много, что пожрут, тут же остатки и бросят, и так, пока не загадят все, что и жить невозможно станет. Потом на другое место уходят, да-а.
– Но там хижина! – напомнил лазутчик. – Длинный такой дом… был, а нынче один остов остался.
Андреев вскинул глаза:
– Из костей?
– Из них… из бивней.
– Так что ж ты молчишь-то?!
– Говорю вот…
– Говорит он!
Сплюнув, Силантий перекрестился и быстро зашагал к дюнам, за ним поспешно двинулись и все остальные, на всякий случай держа наготове сабли и луки.
За кустами, за пологой дюною, и в самом деле виднелся остов дикарского дома, похожий на обглоданного кита. И внутри него и снаружи, гомоня, рылись в многочисленных отбросах птицы – бакланы и чайки.
Кудеяр Ручеек споткнулся о какой-то камень… оказавшийся расколотым человеческим черепом… выругался, размашисто перекрестясь. Все давно знали, что любимое лакомство менквов – мозг.
– Своих пожрали, упыри чертовы, – зло прищурился Семенко Волк. – Эх, не удалось никого прибить-то… Ну да, Бог даст, удастся еще.
Опомнившийся Силантий поспешно выставил караульного – Ухтымку… правда, тут же заменил его на Маюни, казак-то все ж был посильней остяка – а работы впереди предстояло много.
В голубовато-белесом, тронутом длинными перистыми облаками небе сверкало два солнце – родное, ласковое – и пылающие, яростное – колдовское, некогда зажженное могущественными предками нынешних сир-тя. С моря дул прохладный ветер, а вдали, в земле колдунов, синей дымкой тянулись густые леса.