– Да, мадам.
Толпа расступается, точно Красное море по велению Моисея, и к ступеням, ведущим на веранду, подходит негритянка. Она черна, как смоляное чучелко из сказок про Братца Кролика. Невысокого роста, но сложена хорошо. Подняв на маму глаза, замечаю, как она хмурится, наблюдая за колыханием пышной груди под холщовым рубищем. Но лицо рабыни… о, что это за лицо!
– Ну и рожа! – Бабушка морщится, как от неспелого яблочка откусила. – Тут молоко свернется! Поди прочь, страхолюдина.
Но мама с хлопком закрывает молитвенник. На плантации Фариваль от этого звука вздрагивают, как от характерного стрекотания гремучей змеи. Всё, беда! Сейчас мадам Селестина как-то себя проявит.
– Откуда ты родом, девушка? – раздается тусклый мамин голос.
– Из Джорджии, мадам, – приседает негритянка. – Там на божий свет народилась, а опосля меня продали в Алабаму, оттудова сюда.
– И ты служила в господском доме?
– Да, мадам.
– Кем?
Остановившись у ступеней, рабыня смотрит на маму и бабушку снизу вверх, зато наши с ней глаза почти на одном уровне. Один миг – и ее пристальный взгляд пробирает меня насквозь. Вмиг испугавшись, я тяну на себя мамину юбку. Хочется закрыться от этого взгляда, а еще пуще от ее лица. Хотя видывала я клейма и пострашнее. Не оборачиваясь, мать хлещет меня четками по костяшкам пальцев. Больно! Намек понят, и я отпускаю мягкий клетчатый шелк.
– Нянькой, – отвечает рабыня.
– Да кто ж такую к детям-то пустит? – ворчит Нанетт. – Она ж их до родимчика напугает своей горелой рожей.
– Дак я ж не всегда такой была, – простодушно разводит руками черная.
Через правую щеку до виска протянулись наискосок три шрама – параллельные, на равном расстоянии друг от друга. Край губы тоже задет, из-за чего кажется, будто негритянка криво усмехается. Но ухмылка эта не вяжется с ее манерами. Держится рабыня смиренно, через слово – поклон.
– Что с тобой произошло? – любопытствует мать.
– Господский дом стоял на отшибе, посереди леса, а из рабов была только я да еще горничная девка. Однажды ночью, будь она неладна, вломились к нам лихие люди. Хозяина сразу застрелили, он спросонья глаза продрать не успел, а хозяйку с ребеночком связали. Спрашивают, где деньги, а хозяйка молчит. Уселись эти изверги, лясы точат, думают, как им ее мучить. Дак я и говорю, мол, знаю, где деньги, да вам не скажу! Отвлечь их хотела. Дак они прижали меня рожей к каминной решетке, да так и держали.