Стоит потянуть время, и мы спасены. К тому моменту, как Иветт раздобудет еще одно доказательство, я, может статься, уже буду повенчана.
Допиваю чай и вскакиваю прежде, чем Нэнси успевает отодвинуть мой стул.
– Я к себе. Что-то мне дурно.
– Помочь тебе с корсетом? – спрашивает Ди, тоже приподнимаясь, но я давлю на спинку ее стула.
– Сиди, сиди. Сама управлюсь.
– Ты рулет не доела. В следующий раз так много не бери, – прощается со мной Олимпия.
– Добрых снов, милая Флоранс! – прощается со мной Мари.
Августы в вестибюле не видно. Наверное, спустилась в кухню, ужинать копченой пикшей и судачить с кухаркой. Что есть духу взбегаю по лестнице, точно кошка, в которую запустили сапогом, и заскакиваю на третий этаж.
Тетина комната – слева. Дверь приоткрыта. Проскальзываю в спальню, осторожно придерживая юбки, чтобы ничего не задеть. Темно, как на дне колодца, приходится двигаться ощупью и по памяти. Упираюсь животом в столешницу. Руки осторожно, дюйм за дюймом, скользят по столу. Здесь столько всего, что можно перевернуть – чернильницы, баночки с песком для посыпания писем, серебряное пресс-папье. Если нашумлю и меня застанут с поличным… о, тогда к репутации лгуньи прибавится клеймо воровки!
Наконец пальцы нащупывают ребристую поверхность вазы. Запускаю в нее руку – о, чудо из чудес! Письмо еще там!
Напряжение моментально отпускает меня, и я едва не теряю равновесие. Натянутые до скрипа, до последнего предела нервы обвисают, как струны разбитой скрипки. На обратную дорогу уходит больше времени, ведь я запинаюсь и едва не падаю. Ноги меня не держат. Но главное, что я победила – письмо у меня в кармане.
Конец ознакомительного фрагмента.