Вечерами, когда огненное лето немного остужало топку и солнце опускалось за крышу клуба, густые синие тени укрывали подножие тополиного храма, а верхняя часть и лиственные своды еще долго купались в медно-медовой благодати неспешного заката. Тогда, в этот торжественный час, неведомо откуда к тополям слетались галки. Сотни птиц. Их крики и возня на верхних ветвях немного напоминали суету детей на площадке. Вот только игровое поле галок располагалось высоко над землей. Так они сидели не больше часа, а затем поднимались и плотной черной тучей устремлялись прочь.
Галка – птица бестолковая. Не чета вороне. Однако когда галки собираются в стаю, с ними происходит удивительная метаморфоза. Неловкие в одиночку птицы начинают выписывать фигуры высшего пилотажа, образуя в воздухе невероятные объемные конструкты. Причем все это в движении, на скорости, при плохом освещении и ветре. Галки словно превращаются в странное гиперсущество, по форме скорее напоминающее головоногих, нежели пернатых. Всякий раз, наблюдая эволюции этого небесного спрута, мы невольно замирали, отвлекаясь от работы. Было в этом кружении что-то тревожное и в то же время гипнотическое.
Между тем наш оформительский быт налаживался. Я получил ключ от трансформаторной, куда можно было прятать личные вещи, и теперь на утренних и вечерних проверках неутомимый лейтенант Максанов тщетно перетряхивал рюкзаки ребят. Кубышкин, оценив наши успехи в творчестве, совсем перестал являться на задний двор, и мы иногда на весь день оставались предоставлены сами себе. Ко всем прочему, у одного из моих подопечных обнаружились родственники по соседству, и теперь на обед у нас были свежие овощи, картошка с огорода и даже – о разврат! – докторская колбаса.
Со срочниками мы почти не общались. Их казармы располагались далеко от палаток, за плацем. Среди студентов, правда, были странные люди, покупавшие у солдат ременные пряжки и пилотки. Зачем – бог весть. Как видно, по старой туристической традиции, на сувениры. Правда, если учесть, что такие безделушки обычно берут, чтобы сохранить приятные воспоминания, то покупки приобретали сюрреалистический оттенок. Так пытаемый желает оставить на память плеть, которой его хлестали, или выпрашивает у палача памятный набор инструментов.
Нам на задворках клуба приходилось иметь дело только с помощниками капитана. Одного звали Стеллс, а другого – Кисель. Они, наверное, могли бы покорить эстраду – такой разительный контраст был между солдатами. Стеллс, сухощавый, стремительный, хваткий, знал все и везде успевал. У него всегда была куча дел, связанных в основном с продажей имущества части на сторону. Стеллс, подобно голубому воришке, крал все, что плохо лежит, но, вопреки литературному персонажу, совершенно не стеснялся. Мы не раз и не два видели, как он, неутомимый и юркий, волочет к забору какую-нибудь вещь. Там, в кустах бузины, был устроен хитрый лаз-телепорт, в котором легко исчезали берцы и фляги, рожки от автоматов и комплекты химзащиты, саперные лопатки и даже как-то без следа растворился здоровенный металлический каркас кровати. Разумеется, у Стеллса в городе были подельники. Они платили ему, а иногда по просьбе юркого солдата доставали то или это. Капитан очень ценил умения своего «ординарца» и недавно за какой-то тайный гешефт выхлопотал Стеллсу лычки ефрейтора. Впрочем, хват был этим скорее озабочен, чем доволен. Ефрейторов издревле считали стукачами, и могли наказать за излишнюю прыть.