[4]
подготовили новое Положение «Об охране Императорских резиденций,
мест пребывания ЕИВ и на пути следования». И одним из его пунктов
было приобретение для царской семьи охранных собак. Поначалу
Николай воспротивился. Он считал, что из-за предполагаемой болезни
наследника близкое соседство с животными, которых, фактически,
можно рассматривать как оружие, небезопасно. Мало ли что?
Но тут Михаил Лаврентьевич подсказал,
что в Германии окончательно, в нескольких поколениях уже,
сформирована порода немецкой овчарки. По отношению к детям эти псы
в подавляющем большинстве весьма благодушны и дружелюбны, зато при
необходимости всегда смогут защитить и их, и старших членов семьи,
от внезапной опасности. На том и порешили.
В Вюртемберг немедленно
откомандировали начальника канцелярии Министерства Императорского
Двора Мосолова. Миссию его телеграммой сопроводил сам кайзер. Там,
у Макса фон Штефаница, он и взял двоих трехмесячных кутешат с
длинными немецкими именами, которые в Царском селе были немедленно
трансформированы дочерьми в Дика и Касю. Почему именно так? А никто
Государя в известность об этом не ставил. Кстати, Вильгельм же и
оплатил их покупку, заявив, что это его подарок дорогому кузену в
честь утопления первого японского броненосца…
- Ну, привет! Привет, зверюги
лохматые. Ай! Каська, не лижись же! Холодно! Ой! Ах ты ж, лохма
зубачая, карман оторвешь! Фу! Дик! Сидеть! Ну-ка, успокаивайтесь
оба. Так, давайте-ка сюда свои загривки… Ошейники. Поводки возьму
сейчас… Все! Гулять!
Кубарем выкатившись в дверь и едва не
сбив при этом самодержца с ног, взвизгивая и звонко гавкая от
радости, взрывая сугробы тучами снежной пыли, как два миноносца,
идущие в атаку сквозь штормовые волны, овчарки растворились во
вьюжной круговерти.
***
Итак, вопреки большинству
предсказаний и пророчеств, эта навязанная России война завершилась
для нее и ее Государя, победоносно. Телеграмма с подтверждением
текста заключенного братом мирного договора, отбитая сегодня днем в
Токио, подвела черту под более чем годичным кровопролитием на
Дальнем Востоке. Значит такой, как рассказывал Банщиков, наша
история точно не будет… И словно упала вдруг мрачная, мутная пелена
впереди. Раздвинулись горизонты. Можно и нужно идти дальше…
Но тут нежданно-негаданно подкралось
и властно нахлынуло тревожное ощущение звенящей, гулкой пустоты
внутри. И еще чувство иррационального, почти граничащего с
физической болью, душевного изнеможения, явившееся на смену тяжкому
грузу забот и печалей, немилосердно давившему на плечи до
сегодняшнего дня.