Завтра воины лорда снова вторгнутся в леса, но никто из них не вернется обратно. Сытые боги – добрые боги.
– Ойван… Ты Ойван? – Кто-то сзади дернул его за пояс. – Тебя вождь зовет.
Мальчишка-посыльный, судя по костяной серьге в левом ухе, был из рода Вепря, и Ойван слегка опешил, не понимая, откуда он может знать его имя. Неясно было, откуда его имя знает вождь и зачем зовет его к себе посреди ритуала, на котором ему самому полагалось быть.
Вождь вместе со старостами трех родов ждал его под навесом из лосиных шкур, сидя на кленовой баклаге. Два мальца подкармливали костер тонкими сухими дубовыми полешками, и пламя было ярким и почти бездымным…
– Ты, что ли, Ойван, сын Увита? – спросил Алса, едва повернув голову в сторону пришедшего.
– Я, – только и смог промолвить Ойван.
– Ты, говорят, был в неволе у людей Холма…
Вот оно что… Пять лет назад, когда Ойвану было пятнадцать лет, в становище пришли люди лорда. До этого они долго не решались ступать на землю саабов, и никто их не ожидал. Тогда больше опасались ночных оборотней, которые ещё изредка забредали из-за пограничной просеки.
Мужчины ушли на охоту, а его, наказав за какую-то мелкую провинность, оставили вместе с женщинами и мальцами таскать хворост для очагов. Сухие ветки можно было ломать руками, и у него не было с собой даже топора. Да и что смог бы топор дровосека против меча дружинника, закованного в железную чешую? Потом два года он, словно пес, носил медный ошейник…
– Говорят, ты понимаешь речь жителей замков. – Казалось, в голосе вождя таилась какая-то угроза. Конечно… Тому, кто был рабом, вольные жители лесов никогда не простят позора… Может быть, не хватило пленников для жертвы, и волхвам нужен ещё один…
– Да, – ответил Ойван, слегка склонив голову.
– А ещё говорят, ты славно мечешь ножи и стреляешь из лука. – Теперь казалось, что вождь прячет в бороде улыбку, но это, конечно, только казалось.
– Да.
– А ещё мне говорили, что ты сметлив и чтишь обычаи.
– Да.
– Ты что – других слов не знаешь? – Вождь не повысил голоса, но люди говорили, что гнев его всегда бывает тих и настигнет провинившегося где угодно.
– Алса, сын Остура, если ты прикажешь мне что-то сделать – я сделаю, если мне положено наказание – я приму его. Ты спрашиваешь – я отвечаю. А лишние слова только засоряют уши. – Теперь Ойван стоял прямо и смотрел вождю в глаза. В конце концов, в чём-то виновен лишь тот, кто сам чувствует за собой вину. Да, Ойван был рабом, но сам избавил себя от рабства, и никто до сих пор не попрекал его этим.