Закончив свою жаркую, но в целом бесполезную речь, я
замолчал. Я высказался, стало лучше, но в мозгу все равно
оставалось полнейшее непонимание. Ведь я собственными глазами видел
эту волну, которая прокатилась до самых кончиков. И логичного
объяснения этому не было вовсе.
— И из-за этого всего мы с тобой в такую рань тащимся
в этот проклятый аэропорт?
— Именно, — коротко ответил Максим. Похоже, он
обиделся.
— Э-э, то есть дело в трости, ты так
считаешь?
— Так считает мой шеф.
Добряк быстро исчез, уступив место суровому парню,
который теперь не собирался говорить многого. Я попытался исправить
ошибку.
— Нам ведь часто предстоит работать вместе, как я
понимаю?
— Похоже на то.
— Я думаю, что нет смысла ссориться, разве не так? —
ох уж этот чертов учебник психологии. Все эти особые формулировки
вопросов и хитрые вопросы, которые так прочно засели у меня в
голове и иногда мешали нормально разговаривать. Ведь можно же
просто предложить: «Давай не будем ссориться или ругаться, будем
напарниками».
Да, прямо так. Как в кино, взять и выдать простую
фразу. От того, что я высказал, сделалось тошно и я уже подумал,
что опять меня беспокоит пострадавший желудок. Но нет, с ним было
все в порядке.
— Да никто и не ссорится, Виктор. Просто ты ведешь
себя, как говно, — с легкими нотками раздражения и презрения бросил
Максим в мою сторону.
— Я исправлюсь, честно! — выдал я, отбросив все эти
психологически штучки подальше. Ведь я раньше действительно был
вполне себе нормальным. — Так, давай серьезно. Я обещаю больше не
выдавать ненужных предположений и тупых теорий. Конечно, я целый
месяц был один, но нет, вряд ли... Целый месяц я себя жалел.
Хватит.
— Ты целый месяц один был? — переспросил Максим,
выруливая за пределы плотной застройки.
Несмотря на то, что городок казался маленьким,
выбраться из хитросплетения его улочек оказалось не так-то просто.
Да и окраины его тоже были застроены небольшими коттеджами. И
только потом, когда здания уступили место скромной растительности,
я решил, что мы наконец-то выбрались.
— Ну, как тебе сказать, — я обернулся назад
посмотреть на лабрадора. — Вот, с ней. Не так уж и скучно
было.
— Я надеюсь, что крыша у тебя от одиночества не
поехала? — в его голосе звучало явное беспокойство.
— Нет, не переживай, со мной все нормально. Но я
думаю, что еще одного признания я не выдержу, — я позволил себе
рассмеяться, полагая, что уж это явно никак не говорит о съехавшей
в одиночестве крыше.