— Чувствительность повышается в несколько раз, гормоны
отвечающие за чувство эйфории вырабатываются просто в диких
масштабах. Последствие этой дряни — отмирание нейронов в мозгу, а
также общее чувство выгорания. Человек уже не может испытывать
радости от всего остального, он снова тянется к этому наркотику и
цикл повторяется. Но если с ним переборщить, то по окончанию
действия наркотика, человек просто потеряет себя. Он не будет
осознавать свое «я», станет лишенной эмоций — куклой, которой
крайне легко манипулировать.
— Зомбированный псевдочеловек, — Кивнул Войд. — Это ближе к
опытам над людьми, нежели к разработке нового наркотика.
— Это понимаете вы и понимал я. Но не мое тогдашнее начальство.
Нам приказали собрать образцы, данные, все что там имелось, забрать
людей, работавших над этим, и устранить подопытных. Мне сказали,
что ЗПЧ не помочь. Но... я почувствовал, что здесь что-то не так,
больно нагло вели себя захваченные. Это был первый и далеко не
последний случай, когда я ослушался прямого приказа. Мы накачали
наркотиком всех, кто там работал и подожгли. Людей, которые
оказались в роли подопытных мы забрали с собой и передали в
центральную больницу Лазора. А вскоре, выяснилось, что мой командир
был на стороне повстанцев, а нарколаборатория, которую мы прикрыли
— была лишь способом заработка и получения власти. Вы ведь знаете,
что наркотик почти невозможно обнаружить, лишь частично выжженная
нервная система, но это всегда можно списать на переутомление и
злоупотребление стимуляторами.
— С тех пор ты и начал жестко устанавливать свои правила и
любой, кто с ними был не согласен шел куда по дальше.
— Да. Потом были другие инциденты, но последней каплей стал
разгон демонстрантов. Моя группа должна была занять снайперские
позиции и, в случае необходимости, поддержать полицию огнем. Мне
приказывали стрелять в тех, кого я клялся защищать.
— Стрельба была крайней мерой, на случай обострения. С учетом
того, как данная демонстрация началась, данная мера имела
основание.
— Значит вы это одобряете?
— Нет. Мы смотрим на все объективно и оцениваем любое действие
или мотив к нему. Данная мера имела основание, но не имела
целесообразности. Губернатор человек военный, можно сказать, старой
закалки. Он не умеет решать вопросы деликатно, но он лоялен и
старается сделать все, что в его силах, хотя и ошибается. Однако,
данные протесты — это попытки внести суматоху среди мирного
население и расколоть его. Мы боремся с этим, но не все идет как мы
хотим. Мы не всесильны. Мы не можем быть везде и сразу, не можем
контролировать все, да и не стремимся к этому. В конце концов вы —
люди, должны уметь находить общий язык в первую очередь между
собой. Поэтому мы не контролируем, а лишь присматриваем, советуем
и, в редких случаях, вмешиваемся.