— Охота… — проворчал Торус. — И много дичи ты заметил в пути?
— Дичи? — переспросил я и отчетливо понял, что так подспудно
беспокоило меня эти дни. За все время, проведенное в пути, кроме воронья, на глаза
вообще ничего не попадалось. Даже полевка суетливо не перебежала дорогу, на другую
сторону заброшенной пашни. — А со зверьем-то что случилось?
— Мертвяки… — пожал плечами Торус, будто объяснял самые, что
ни на есть обыденные вещи. — Люди от своих мертвецов в церквях да освященных приютах
прячутся, а птицам и иной живности — куда деться? Одни только голуби на колокольнях
уцелели, да и то — не везде. Оно ж создание безмозглое, — живого от мертвого отличить
не может, а зимой сумерки ранние, обманчивые…
— Нет, Торус, — остановился я. — Так дальше не годиться. Вот
уже второй день мы вроде разговариваем, а я в происходящем все еще ничего толком
не понимаю. Слишком сумбурно ты излагаешь. Давай, облегчим чуток мой заплечный мешок,
а я тем временем поспрашиваю и попытаюсь сложить все вместе. А то, с непривычки
и несуразности, в голове у меня такая каша образовалась, что ум за разум заходит.
— Как хочешь, — покладисто согласился землепроходец. — Времени
у нас достаточно. До ближайшего укрытия еще часа четыре неспешного пути, и если
не волочить ноги, доберемся до него гораздо раньше, чем сумерки окончательно начнут
сгущаться. Барух! Куда ты прешь, волчья сыть?! Не видишь разве, что мы обедать собрались?
— Зверья говоришь никакого нет, а ослика волчьей сытью зовешь?
— удивился я, доставая из сумы припасы, уложенные туда еще Лукашем. — Или волки,
как и воронье, остались?
— Присказка такая у моего деда была, вот и прицепилась… — объяснил
Торус. — А самих волков, как и всего остального зверья, у нас давненько никто не
видывал. Может, и водятся они еще где-то, да только теперь оно поумнело и так наловчилось
прятаться от нежити, что и днем с огнем не найдешь.
— Что же в этом мире осталось, кроме воронья?
— Змии… — Торус так резко замолчал, что я оторвался от припасов
и более внимательно посмотрел на землепроходца.
— Ты чего?
— А это что у тебя такое в руках? Запеченный сыр?
Волнения в голосе Торуса было гораздо больше чем любопытства.
— Где? — недоуменно переспросил я и проследил за восхищенным
взглядом землепроходца. — Да нет же, обычный хлеб. Немного зачерствелый, правда…
Но, я уже четвертый день в пути. Тут ни крапива, ни лопухи не помогут.