Наводчики. Большинство из них занимается только подбором людей, представляющих интерес для разведывательной службы как возможные кандидатуры для работы в шпионской организации. Наводчики собирают общие сведения о семейном положении кандидатов, их отношениях с родными и близкими, политическом мировоззрении. Если речь идет об ученых, то агент интересуется, кто из них принимает участие в международных съездах ученых и научных конференциях. О таких людях наводчики сообщают вербовщикам, которые и занимаются окончательной разработкой объекта вербовки. Работа местного вербовщика по поиску помощников среди коренного населения важна в тех странах, где местные власти особенно не доверяют иностранцам, например в Японии, где еще в XVIII веке в феодальной токугавской Стране восходящего солнца возник пресловутый «режим ока» – омэцкэ сэйдзи – свирепый полицейский надзор за каждым японцем – государственный террор, направленный против малейшего проявления свободомыслия. Он держал в страхе всё население империи.
Особенно беспощадно карали за связь с иностранцами. «Режим ока» держался на презрении к человеку, на пренебрежении ко всем законам, якобы охраняющим свободу личности. Но и столетия спустя «режим ока» в Японии сохранялся. Японская контрразведка во все времена считалась наиболее сильной, хитроумной.
Один из западных разведчиков, находившийся в Японии до и во время Второй мировой войны под видом немецкого журналиста, вспоминал, как он решил «перевоплотиться в японца»: у него зародилось дерзкое желание перенять не только нравы и обычаи народа, но и его психологию, чтобы при случае, переодевшись в национальное платье, стать неотличимым от сотен других японцев. Разведчик хорошо знал историю Японии не только по книгам и но справочникам: он несколько лет посвятил изучению экономики страны, ее истории и культуры, владел японским языком, разбирался в структуре хозяйства и помнил японскую пословицу: «принимаясь за большое дело, помни о мелочах».
Упорно, методично совершенствовался он и в языке, стремясь улавливать тончайшие оттенки речи. Он приобрел кимоно, веер, научился одним росчерком рисовать аистов, перенимал жесты, учился «почтительно шипеть». Обзавелся маленькой металлической трубочкой «на три затяжки», курительным ящиком. Это не было забавой. Он стремился разрушить грань отчужденности, которая неизбежно возникает при общении японца с иностранцем. Ему хотелось походить во всем на японца, чтобы во время длительных поездок по стране легче завоевывать симпатии простого люда. И это ему удавалось.