Нина (сборник) - страница 9

Шрифт
Интервал


Ходил я с трудом. Тот памятный забег в техникуме вообще отнял все силы. Мне снился бег. Всю осень и всю зиму я просыпался от невозможности опередить кого-то на дорожке. Подкатилась зимняя сессия. Экзамены я сдавал автоматом и досрочно, и поэтому выкроились две недели чистых каникул. На что я их потрачу, я знал ещё в июле.

Собрался. Деньги только на дорогу туда и обратно. Большой, непропорциональный тулуп – единственная моя тёплая одежда. Валенки. Какая-то старенькая меховая заячья ушанка. Со стороны я был просто смешон. Но меня это не интересовало. Я ехал в Москву.

Прибыл. И здесь мне посчастливилось первый и последний раз в жизни попасть на спектакль Большого театра в Кремлёвский Дворец съездов. Давали «Фигаро».

Весь следующий день я провёл в поисках улицы Грайвороновской и третьего корпуса заветного дома. Нашёл. Голос за дверью сообщил, что Нина придёт позже.

И вот я четвёртый час стою у морозного подъезда и жду. Я не курил, не пил, не интересовался ничем и никем. Я просто стоял и ждал. Она появилась из темноты внезапно. Лёгкая, в великолепной белой шубке. Увидев меня, вначале замедлила шаг, потом остановилась. Я замер.

– Ты?!

– Я.

– Зачем приехал?

– Посмотреть на тебя.

– Насмотрелся?

– Да.

– Тогда прощай.

Она легко взошла по ступеням и скрылась в лифте.


Девочка! Если тебе встретится смешной, нелепый, нескладный мальчик, который не знает слова «трахаться», не понимает, что тебя нужно ласкать и обнимать, что ты мечтаешь об алом принце на белом коне. Если он встретится тебе сегодня, а через полгода или год будет стоять у твоего подъезда и глупо мечтать только увидеть тебя, знай: это твой единственный шанс на потрясающую, неземную, сверхромантичную и самую преданную и искреннюю любовь на земле! Дважды Бог такого шанса не даёт никому. О! Если бы она не вошла в лифт! Если бы не спросила так презрительно «Зачем?»! Разве могло бы случиться всё то, что случилось!? Боги, боги! Как грустна вечерняя земля! Это знает уставший.


…После всего этого ужаса мне хотелось только одного: умереть. С того вечера – который всё длится и длится во мне, с того мгновения, как лифт унёс её вверх, а меня швырнуло в темноту московской улицы – жизнь превратилась в одно бесконечное ожидание неизбежной смерти.

Все события, люди, дороги были как бы бледной иллюстрацией того, что могло бы быть. Она жила во мне и живёт по сей день всё в той же Анапе. Всё у той же скалы она каждый день бродит по воде и её прекрасное тело легко и изящно омывается лучами солнца. Грация её движений звучит во мне дивной мелодией, но каждый вечер на закате во мне просыпается волк и хочется выть от бессмысленной этой утраты. И не выдохнуть эту боль в груди. И не выплакать этих слёз. Не вырвать этих воспоминаний. Не утолить эту жажду. Никогда!