– У меня это вызывает некоторое беспокойство, – высказывается Люси.
Грегори, которого нимало не смущает, что придется давать разъяснения в области права адвокату, коим является Люси, наливает себе еще стаканчик «Сент-Эмильона», им же и принесенного, выказывая все признаки полного удовлетворения тем обстоятельством, что положил начало восхитительной дискуссии, в ходе которой его теория докажет свое неоспоримое превосходство.
– Напротив, – заявляет он с ученым видом. – Уверенность в том, что ты можешь выиграть, даже будучи более слабым, действует успокоительно!
– Это означает, что ты можешь подать на меня в суд, если тебе покажется, что в рагу маловато соли?
Все повернулись ко мне. Возможно, их напряг мой голос. Матильда молит меня без слов. Приходит черед Люси ликовать.
– А что, я недосолила? – спрашивает Николь.
– Нет, это для примера.
– Мог бы выбрать для примера что-нибудь другое.
– В случае с рагу это довольно сложно, – соглашается Грегори. – Но важен принцип.
Несмотря на искреннюю обеспокоенность Николь, я решаю не уступать ни пяди:
– Именно принцип меня и смущает. Он мне кажется совершенно идиотским.
– Ален… – делает попытку Николь, накрывая мою ладонь своей.
– Что «Ален»?
Я очень взвинчен, но никто не понимает, с чего я так завелся.
– Ты не прав, – гнет свое Грегори, он не из тех, кто готов сменить тему, если чувствует себя на коне. – Эта история доказывает, что любой человек, – он особо подчеркивает «любой», чтобы каждый мог осознать важность вывода, – абсолютно любой может выиграть, если обладает достаточной энергией, чтобы это сделать.
– Выиграть что? – спрашивает Люси, чтобы разрядить обстановку.
– Ну как же, – лепечет Грегори, который не ожидал подобного удара в спину, – ну, выиграть…
– Столько энергии ради оплаты марки или ради тридцати евро за обучение – не вижу особого смысла. Эту энергию можно было бы потратить на более благородные цели, не находишь?
Вот вам в общих чертах схема происшедшего. С этого момента Матильда ринулась на помощь своему козлу-муженьку, Люси уперлась, и через несколько минут сестры вцепились друг в друга. В конце концов Николь стукнула кулаком по столу, но, как всегда, чуть позже, чем следовало. Когда мы снова остались одни, она надулась на меня и крепилась, сколько могла. Потом взорвалась, и теперь уже ругаются не дети, а родители.