Возвращение «Стопкрима» - страница 31

Шрифт
Интервал


– Весь внимание.

– Нужна спецкоманда. – Меринов сжато рассказал о задании, полученном от диарха Союза Неизвестных, куда сам стремился попасть всеми фибрами души. – Возьмёшься?

Стас помолчал, подумав о приёмном отце, который когда-то был комиссаром организации, приводившей в трепет всех нечистых на руку чиновников России. Мысль: а почему бы не предложить возглавить спецкоманду ему? – он отбросил сразу. Котов-старший никогда не согласился бы работать на Купол, с которым вёл беспощадную войну, и уж тем более на Союз Неизвестных.

Впрочем, зачем его информировать об истинной подоплёке создания спецкоманды? – пришла следующая мысль. Ликвидация Союза Неизвестных США – благо для России, на это и надо делать упор.

– Возьмусь, – твёрдо сказал он. – Сроки?

– Вчера, – усмехнулся Меринов. – Это должна быть совершенно секретная команда, не известная ни силовикам, ни нашим партнёрам. Своих парней в неё не бери.

– Витаутас?

– Не надо, у него и без того много забот.

Стас кивнул. Витаутас Бланк был начальником внутренней безопасности Генпрокуратуры, и ему действительно хватало работы.

– Римас?

Леонард Маратович заколебался.

Римас Лумус был его личным телохранителем, известным в криминальных кругах под кличкой Нацист, он мог бы усилить любую группу, будучи крутым рукопашником и стрелком, но отпускать его Меринову явно не хотелось.

– Я подумаю.

– Разрешите выполнять?

– Не ошибись, – мрачно скривил губы генпрокурор. – Иначе нас обоих отправят в «адовы» миры на перевоспитание, откуда мы уже не вернёмся.

Стас усмехнулся.

– Нам это не грозит, я вам говорил, мы заблокированы от «розы реальностей».

– Ну так подвесят за яйца, – грубо пошутил Меринов.

Стас возражать не стал.

Уже выходя из здания Генпрокуратуры, он снова подумал о странном стечении обстоятельств, соединившем троих Котовых: старшего, среднего и младшего. Что-то в этом было, возбуждающее и тревожное одновременно.

Глава 5. Бог любит троицу

Переодеваясь, он забрался в шкаф, чтобы выбрать рубашку, и наткнулся на коробочку, в которой лежала подаренная отцом давным-давно берестяная – с виду – дудочка. Не удержался, поднёс к губам и дунул.

Гостиную пронзил тонкий печальный звук, всколыхнувший память детства: звук был похож и на посвист ветра в трубе дымохода русской печки, и на крик птицы ночью, и на плач ребёнка.