Чтобы тоже вступить в веселый хоровод и скрыть смущение, постановщик прибегнул к хитрости: указал Одетт на гнома в огромной шляпе, восседавшего посреди камина со спущенными штанами, и спросил, отчего хулигана не выгнали из яслей.
– А что тут такого? Знаешь, как говорят в деревне: «Лучше жрешь, больше срешь». Артисты – тоже люди.
Один ноль в пользу Одетт: бесцеремонный простонародный грубый ответ понравился постановщику. За ней не заржавеет. Он не переставал удивляться ее талантам.
Гостиная вообще была обставлена крайне безвкусно. Спинки стульев в виде скрипичных ключей из кованого железа. Дверные ручки – басовые ключи, а некоторые – альтовые, замысловатые и до крайности неудобные, сами знаете. На стене – громадная пестрая вышивка, чистая шерсть: волшебный лес, птицы, а на полянке – Одетт herself[46] в полный рост с огненными волосами среди ланей. Такую увидишь, не скоро опомнишься. Мечта обывательниц. В буфете за стеклом – большой симфонический оркестр в полном составе из севрского фарфора: струнные смычковые, деревянные и медные духовые, ударные, литавры, две арфы – всего сорок шесть музыкантов и дирижер с поэтическим беспорядком на голове, все, как один, во фраках. На полу два длиннейших белых ковра с черным нотным станом, где записан по нескольку раз подряд туш. Ноты на абажурах. Зеркала – бандонеоны[47]. Дверцы сервантов украшены деревянной резьбой – мехами аккордеона. Ящики – басовой кнопочной клавиатурой. Белая скатерть на столе – дискантовой, фортепианного типа. Словом, гостиная сочилась, захлебывалась музыкальными символами. Сногсшибательная безвкусица.
Постановщик мог очень многое простить ближним. За годы развил способность к безграничному сопереживанию, отточил восхищение. С трудом, но все-таки ему удалось смириться со всеми ужасными подробностями причудливой обстановки. Однако был предел и его снисходительности: звуковой предел. Если бы он стал «зеленым», воинствующим защитником окружающей среды, то выступал бы не против нефти, не против атомных электростанций, а против какофонии. И когда в гостиной звезды внезапно заголосила разноцветная светящаяся гирлянда над камином, его чуть не стошнило – это уж слишком! Завитушки вращались и вызванивали «К Элизе», подлое издевательство над Бетховеном нынешнего доморощенного Бонтемпи