Вечером мы с Аркадием ужинали в русском ресторане «У Иосифа». Официант узнал меня:
– Вы советский режиссер пан Георгий Данелия?
– Да.
Оказалось, что официант – польский актер, играл в знаменитом польском фильме Иисуса Христа (в Польше тоже была перестройка). А меня узнал, потому что видел мою фотографию в польском киножурнале. Он взял заказ и ушел. Через минуту вернулся с фотоаппаратом, дал фотоаппарат бармену, подошел ко мне и спросил:
– Пан Георгий, можно с вами сделать фото?
– Можно, – я встал с ним рядом. – А это писатель Аркадий Хайт.
– Бардзо ладно[4].
– Аркадий, иди к нам.
Аркадий тоже встал. Бармен нас щелкнул.
– А теперь, пан Аркадий, можно фото – я и пан Георгий, пожалуйста? – попросил официант.
Аркадий сел.
Бармен щелкнул меня и официанта.
– Пан Георгий, а можно я позову мою жону Ванду?
– Можно.
Официант ушел. Мне стало неловко перед Аркадием.
– Аркадий, извини.
– Бремя славы, – улыбнулся Аркадий.
Официант вернулся с высокой статной блондинкой в белом халате. Я встал.
– Пан Георгий, моя жона Ванда, она тоже актерка.
– Очень приятно. А это пан Аркадий Хайт, наш знаменитый писатель и сценарист, – представил я Аркадия. – Знакомьтесь.
– А он какие фильмы зробил?
– Всего лишь один мультик, – улыбнулся Аркадий.
– Ванда, вы «Ну, погоди!» видели? – спросил я.
– Это он зробил?!
– Он.
– Пан Аркадий, можно с вами фото? Вы и я?
– С удовольствием. – Аркадий встал, застегнул пуговицы пиджака, улыбнулся.
А потом с автором «Ну, погоди!» сфотографировались: официант, бармен, пожилой армянин, две украинские дивчины, американская супружеская пара, хозяин ресторана Иосиф, гардеробщик, повар с поварятами и толстый китаец-швейцар. А про меня забыли. Теперь и я понимал, ху из ху…
Аналогичный «ху из ху» был со мной, когда мы с Евгением Примаковым, Давидом Иоселиани и с женами полетели в Иорданию отдохнуть и встретить там Новый, 2009 год. Прилетели рано утром 31 декабря. Расположились. Выбрали столик в ресторане. Заказали новогодний ужин. В 11 вечера пришли в ресторан провожать Старый год. На сцене музыканты. Грохочет музыка. Все скачут и трясутся. Музыка играет так громко, что тосты говорить невозможно, ничего не слышно, приходится орать. И даже ровно в 12 ничего не изменилось: музыка как грохотала, так и грохочет, все как скакали, так и скачут! Мы встали, чокнулись, прокричали: «Ура!»