– Спусти ее, а я снизу подхвачу, – подскакивала Даша и кидалась к горке.
Лариса спускала Ритулю, Даша с криками: «Бу-бух, ух, поймала мою деточку» – подхватывала дочку. Ларису тошнило от этих материнских причитаний: «Бо-бо, где бо-бо поцелу-поцелу, у кошки заболи, у мышки заболи, а у Риточки пройди», «Фу, кака, фу, Ритуля».
– Даш, она же не собака, зачем ты ей «фу» говоришь? Не можешь нормально сказать? – злилась Лариса.
– Так она же маленькая, – не понимала Даша. – Данюсик, иди кач-кач.
Ларисе с Дашей было удобно. Она со своей зашкаливавшей материнской любовью играла и с Данькой – качала его на качелях, лепила куличики, кружила. Брала его на руки и подбрасывала. Ловила и опять подбрасывала, Данька счастливо хохотал и просил еще. Подбегала Ритуля и тоже просилась «полетать». Даша подбрасывала дочку. Данька начинал рыдать.
– Ларис, поиграй с ним, – говорила Даша, – он же плачет.
– Поплачет и перестанет. Я не могу. У меня спина болит, – отвечала Лариса.
Она сидела на лавочке и курила. Нет, она пробовала – и играть, и сюсюкать. Но не получалось. Как будто слышала и видела себя со стороны – бред какой-то.
– Ну что ты его все время дергаешь? – иногда вступалась за Даньку Даша. – Знаешь, я тут читала в одном журнале, что мальчиков нужно даже больше целовать, чем девочек. Тогда у них в будущем не будет комплексов с девочками. Ну, ты понимаешь.
– Он должен знать, что в жизни может рассчитывать только на себя! – отрезала Лариса.
– Знаешь, я не могу как ты. Я тоже иногда так устаю, когда Ритуля капризничает. А вчера, представляешь? – Даша округлила и без того круглые пустые глаза. – Шлепнула ее по попе. Я ей говорю: не тяни в рот, грязное, а она тянет. Я рассердилась. Так мы вместе потом плакали. Я себя такой виноватой чувствовала. Даже уснуть не могла. Она же маленькая, не понимает, не виновата. А я ее отшлепала.
– Да ладно, Даш, не переживай. Мне врач одна сказала, что с детьми надо как с цирковыми животными. Сделал сальто – получил кусок мяса, не сделал – наказан.
– Господи, как ты можешь сравнивать? – Даша от ужаса открыла рот.
– А то ты не так делаешь? «Ритусик, собери игрушечки, я тебе конфетку дам», – передразнила Лариса Дашу.
– Это другое, – обиделась та.
Лариса Даньку не била. Она хватала его за руку и сильно сжимала. Так сильно, что на ручке белели следы от ее пальцев. Данька замолкал не от боли, а от страха. Нет, однажды она его отлупила. По попе. Почему-то она считала, что давать подзатыльники – нельзя. А по попе – можно. Надавала и надавала. А вечером, в ванной, от горячей воды проступили следы. Лариса испугалась – завтра к врачу идти, а вдруг не пройдет? И опять испугалась. Она не думала о сыне, ей не было его жалко, думала о себе: а вдруг врач заметит следы и решит, что Лариса – плохая мать? И Даня был такой притихший – быстро уснул, вцепившись в плюшевого медведя. Она заглянула к нему – нос сына упирался в черную пуговицу медвежьего носа. Данька подвсхлипывал во сне. Как будто рассказывал медведю про то, как мама его обидела, да так и заснул.