– Воскрес, – вздохнул Александр. – И почувствовал на себе лицо, как оно у меня выросло.
– Скорбный лик, – уточнил Павел.
– Что тогда случилось? – обратился он доброжелательно к Лидии, незримо присутствовавшей при разговоре и обретшей зримые черты, только когда вопрос подошел к ней вплотную, залез в ухо и дотронулся, пройдя через внутренние лабиринты, до губ. Она была совсем уж седой, хотя сквозь эту седину угадывались когдатошняя рыжинка и худоба, бестелесность.
– Меня потрогал за волосы один человек и спросил: «Говорят, ты выходишь замуж?»
– И что ты ответила? – для проформы спросил Петр.
– Я сказала, что не знаю, – ответила Лидия. – А тот, кто потрогал, сказал, что раз не знаю, значит нет, не выхожу. Угостил апельсином, оторвав дольку от своей половинки. Свадьба была назначена на середину мая, вопреки дурным поверьям «в мае жениться – век маяться».
– Что это там у нас? – поинтересовался Павел и снова пошевелил воображаемым, но только одним правым крылом.
– Уже ищу. Вот, кажется, вот этот, – радостно взвизгнул Петр. – Он был у нас два года назад. Помнишь его? Позвать?
– Да как ты его теперь позовешь, он ведь уже на покое. Только облик.
Они увидели старца с ясным ликом, который, заметив Лидию, махнул рукой, пытаясь отогнать ее тень.
– Замолил, – констатировал Петр. – Мучился страстью, терзался, но не лукавил, никакого не нанес урона ни детям своим, ни роду, пережил, как огонь, сгорел, но не дотла. Не люблю таких!
– Он потрогал меня за волосы, – вдруг заговорила Лидия, – неожиданно подойдя сзади, а через несколько дней, поздно вечером, когда уже никого не было в здании, в темноте коридора, ведущего в его рабочий кабинет, признался в любви. Я не могла даже знать, что он любил меня, я не могла даже знать, что почувствую в себе другую себя, которая не жила дальше, а прежней Лидии с этой минуты больше не стало. Это был гром, который парализует, прежде чем убить.
– Что есть в архиве? – спросил Павел, явно занимая сторону Лидии. – Ведь что-то же должно быть?
– Да, – сухо ответил Петр, стараясь повнимательней посмотреть на подсудимую. – Да, есть. Магия.
Они встречались все лето, осень и зиму, под зимними лунами, не чувствуя земли замороженными ногами. Он, будучи много старше, стоял часами под ее окнами, зная, что оттуда на него глядят и ее мать, втайне удовлетворенная отставкой Александра, и ее брат, и две сестры, и отец, и старая подслеповатая бабушка, мать отца. На него глядели четырнадцать глаз разной зоркости и проницательности видения, а он все стоял, ловя разгоряченным нутром снежинки, осколки льда, падающие с неба, воду дождей.