лакуртку обратноиначала
было рвать верхнюю рубаху на полосы, но Глеб забрал ее у меня и сам
ловко закончил, затем быстро разрезал на мне штанину и сноровисто
перевязал ногу. Остатки рубахи отдал Мишке, который дорвал ее,
чтобы перевязать Серегу. Надо же, этот лис все-такиполучил свою пулю и не куда-нибудь, а в грудь.
Тяжелое ранение, а до перехода еще несколько часов. Пока я
раздумывала, Глеб сел рядом и, пересадив меня к себе на колени,
крепко, отчаянно прижал к себе. Уткнувшись мне в шею, глухоинедовольно прорычал:
—Дура,нукакая
же ты дура! Ну, куда ты поперлась, глупая, ведь тебя же в любую
секунду подстрелить могли. Я тебя зачем там оставил с мужиками, а?
Ты почему не слушаешься меня, Сири?
—А ты!
Что ты задумал?! Я только в последний момент поняла, что вы решили.
А как же я, ты обо мне подумал, как я без тебя жить
буду?
На последних словах я не выдержала и зарыдала,
уткнувшись ему в шею.
—Глупенькая, я хотел, чтобы ты
жила, мы же умирать шли, а у тебя вон—целый народ без присмотра, а мы никому не нужны,
нам умирать не страшно было бы. А теперь ты с нами здесь, в этой
могиле похоронена. Я просто хотел, чтобы ты жила, любимая. Слышишь,
маленькая, я люблю тебя, а кроме этой могилы ничего хорошего
сделать для тебя не смог.
Я рыдала, прижавшись к нему, выплескивая
напряжение, страх и боль, пока не раздалсяпридушенныйболезненный Серегин стон. Ну что же это! Я тут
слезы проливаю, а он мучается. Подняв лицо к Глебу, коротко
прижалась к его губам, потом, вытерев слезы по лицу грязным
рукавом, слезла с его колен и подсела к раненному. Осторожно
разрезала кинжалом одежду на его груди, обернулась к печальному
Глебушке и, улыбаясь, сказала:
—Я тоже
тебя люблю, а ты меня там бросил одну. И вообще, вы меня, наверное,
плохо слушали. Какая могила, о чем ты говоришь? Как только
активируется амулет, все хватайтесь за меня, пойдем ко мне в гости.
Надеюсь, вам у меня понравится, и вы решите остаться. Такие воины
нам очень нужны, правда, Глеб!
Срезав мешавшийся мне лоскут с одежды Сергея,
скосила глаза клюбимому,
с восторгом, обожанием и радостью смотревшемуна
меня. Но тут, словно темная тучка накрыла его лицо, и он, слегка
нахмурившись, согласился:
—Правда,
если ты станешь моей навсегда!
Я расплылась в счастливой улыбке:
—Я твоя
навсегда, с первого мгновения, как только увидела тебя там, возле
деревни.