Второй нюанс касался методики вскрытия
преступлений, где фигурировало такое новое доказательство
вины, как “жизнь не по средствам”. Оценивать
предлагалось не только жизнь подозреваемого лица, но также его
ближайших родственников и даже друзей. Такая методика требовала
привлечения в штат огромного количества специалистов по учету.
Заставлять офицеров копаться в счетах и накладных - дело
неблагодарное и малопродуктивное.
Император и тут соригинальничал, предложив
приглашать на службу женщин, посулив открыть для них
специальный курс государственных ревизоров. Женщина-полицейский!
Немыслимо! Хотя это выход. Свою внимательность и усидчивость
дамы доказали за вышивкой и вязанием. Надо будет попробовать.
Сегодня новоиспеченный руководитель
лейб-жандармерии вместе с министром внутренних дел Сипягиным
сами весь день “высиживали” штатное расписание, бюджет
и инструкции новой структуры и только когда стемнело, решили
выйти на крыльцо флигеля, вдохнуть свежего воздуха и размять
кости.
Впрочем не одни они такие. Император,
проведя с ними весь день, закрылся в гостиной виллы с этим
заводчиком Нобелем, которого жизнерадостные поручики
Спиридович-Герарди уже прозвали за глаза Шнобелем, и
секретничает с ним с глазу на глаз уже третий час.
Генерал Трепов потёр воспаленные глаза,
расправил плечи и с силой потянулся так, что хрустнули суставы… Аж
в ушах зазвенело, потом раздался противный, знакомый с войны
протяжный свист, глухой удар... крыльцо под ногами вздрогнуло, как
живое, а в грудь и лицо больно толкнуло взрывной волной, отбросив с
крыльца обратно в коридор. Горохом на пол посыпались
битые стёкла, смачно треснулась о косяк распахнутая дверь и
через мгновенно заложенные уши приглушенно донеслись такие
знакомые всем, побывавшим под обстрелом, шлепки падающих кусков
земли после взрыва снаряда.
-А-ах! - заскрежетав зубами, генерал перевернулся на живот,
подтянул ноги и поднялся на четвереньки… Вроде не задело… - Э-эх! -
Поелозив рукой по стене, он нащупал косяк, уцепился за него мёртвой
хваткой и поднялся на ноги, боднув закрывшуюся дверь, с жалобным
скрипом отвалившуюся в сторону.
Прямо перед окнами гостиной, где только что шли
переговоры императора с Нобелем, клубился дым и оседал столб пыли,
а сама гостиная зияла глазницами выбитых окон и щербинами содранной
до кирпичной кладки штукатурки. Секундное замешательство, тем
временем, сменилось топотом множества ног, испуганными
криками, матом, короткими командами “В ружьё!” “Поберегись!” и
прочей суматохой, характерной для первых, послешоковых
мгновений.