Меня называют Капуцином - страница 27

Шрифт
Интервал


Чуть-чуть не забыл тебе сказать как я купил совершенно ненужное пальто. Хотя об этом я лучше расскажу потом. У меня был в гостях Игорь.

<1 пол. 1930-х>

«Четыре немца ели свинину…»

Четыре немца ели свинину и пили зеленое пиво. Немец по имени Клаус подавился куском свинины и встал из-за стола. Тогда три других немца принялись свистеть в кулаки и громко издеваться над пострадавшим. Но немец Клаус быстро проглотил кусок свинины, запил его зеленым пивом и был готов к ответу. Три других немца поиздевавшись над горлом немца Клауса перешли теперь к его ногам и стали кричать, что ноги у немца Клауса довольно кривые. Особенно один немец по имени Михель, смеялся над кривыми ногами немца Клауса. Тогда немец Клаус показал пальцем на немца Михеля и сказал, что он не видал второго человека, так глупо выговаривающего слова «кривые ноги». Немец Михель посмотрел на всех вопрошающим взглядом, а на немца Клауса посмотрел взглядом выражающим крайнюю неприязнь. Тут немец Клаус выпил немного зеленого пива с такими мыслями в своей голове: «вот между мной и немцем Михелем начинается ссора».

Остальные два немца молча ели свинину. А немец Клаус, отпив немного пива, посмотрел на всех с видом говорящим следующее: «Я знаю, что вы от меня хотите, но я для вас запертая шкатулка».

<июнь? 1933>

«Гиммелькумов смотрел на девушку…»

Гиммелькумов смотрел на девушку в противоположном окне. Но девушка в противоположном окне ни разу не посмотрела на Гиммелькумова.

«Это она от застенчивости», – думал Гиммелькумов.


Гиммелькумов раскрасил себе лицо зеленой тушью и подошел к окну.

«Пусть думают все: какой он странный», – говорил сам себе Гиммелькумов.


Кончился табак и Гиммелькумову нечего было курить. Он сосал пустую трубку, но это еще больше увеличивало пытку. Так прошло часа два. А потом табак появился.


Гиммелькумов таращил на девушку глаза и приказывал ей мысленно повернуть голову. Однако, это не помогало. Тогда Гиммелькумов стал мысленно приказывать девушке не смотреть на него. Это тоже не помогло.


Гиммелькумов искал внутреннюю идею, чтобы на всю жизнь погрузиться в нее. Приятно быть в одном пункте как бы сумасшедшим. Всюду и во всем видит такой человек свой пункт. Всё на его мельницу. Всё имеет прямое отношение к любимому пункту.


Вдруг страшная жадность охватила Гиммелькумова. Но на что распространялась эта жадность, было непонятно. Гиммелькумов повторял правила о переносе слов и долго размышлял о буквах ств, которые не делятся. «Ныне я очень жадный», – говорил сам себе Гиммелькумов. Его кусала блоха, он чесался и раскладывал в уме слово «естество» для переноса с одной на другую строчку.