– Но вы же, Тимофей Спиридонович, женаты. Семья у вас…
– И что? – Мужчина даже выпрямился от удивления. – Чем вам, скажите, моя семья повредить может? Я ведь вас из уважения, можно сказать, на прогулку приглашаю. Ничего такого-с, предосудительного… А впрочем, – он горько вздохнул и махнул рукой, – у вас вечные отговорки. Ладно. Нет так нет. Прикажете заворачивать?
Модистка кивнула.
– А вы, Анечка, с извозчиком прибыли? – за спиной белошвейки раздался чей-то резкий, как скрип ржавой калитки, голос. Обернувшись, она увидела управляющего галантерейного дома господина Мориса Гюстена, только что вышедшего из своей комнаты. Слегка поклонившись, девушка ответила:
– Нет, на трамвае. Но теперь придется нанять извозчика.
– Не стоит, право, беспокоиться. Для вас, как для постоянной покупательницы, не только скидки, но и бесплатная доставка-с. – Он повернулся в сторону приказчика и распорядился: – Тимофей, помогите Анне Ивановне товар погрузить. Экипаж за наш счет.
– Сию минуту-с…
– Вы очень добры, месье Гюстен, – пролепетала брюнетка и зарделась.
– Ну, голубушка, как поживаете?
– Все хорошо-с, – ответила Анна и опустила глаза. Она чувствовала, как по ее лицу и стану скользил бесцеремонный взгляд француза.
– Я вижу, у вас много работы.
– Да. Поступил заказ от Александрийского театра.
– О! Это большая честь! – воскликнул галантерейщик. – Передайте мои поздравления мадам Вяземской.
– Всенепременно-с…
– А впрочем, я ее и сам увижу на днях… А вы, голубушка, засиделись в белошвейках. Пора бы уже и на серьезную должность определяться. У меня, кстати, вакансия открылась – уволился приказчик, отвечавший за прием товара. Вот и пожалуйте на его место. Милости, как говорится, просим. Месячное жалованье на первое время – сорок рубчиков. К концу года, если с делом будете справляться, подниму до пятидесяти. Фаина Мелентьевна, при всем моем уважении к ней, и тридцати вам не платит, так?
– Все так неожиданно, месье Гюстен, – девушка ушла от прямого ответа. – Я и не знаю, что сказать. Ведь госпожа Вяземская так много сделала для меня… Особенно после того, что случилось с матушкой.
– Да, я наслышан об этой трагедии. Но ведь я вас не тороплю. Подумайте. А в среду, – он повернулся к висевшему на стене календарю, – соблаговолите ответить. Больше времени дать не могу – коммерция промедления не терпит. Договорились?