Белоснежная гондола с широкими смотровыми окнами спереди-снизу
была разукрашена эльфийскими и гномскими обережными рунами, тускло
сиявшими в темноте золотом и серебром. Широкие короткие крылья
держали на себе электродвигатели со здоровенными четырехлопастными
винтами внутри серебристых импеллеров, ряд идеально круглых
иллюминаторов по бортам фюзеляжа и выступающие за ними решётки
радиаторов — всё было соразмерным и хищно-красивым. Грузовой отсек
и кронштейны крепления подвесного контейнера не портили общую
картину, а сложенный силовой каркас оболочки намекал на нехилую
грузоподъёмность.
Саныч помялся и, кивнув на Антошу, спросил у нас. — Ну что,
идём?
— Да, дядя, — не в такт отозвался племяш, не отводя от
«Ласточки» собачьих глаз, — домой уже пора, мама ждет.
— Какая тебе мамка, — не сдерживаясь и побагровев заорал вдруг
Далин, брызгая слюнями, — у нас всю жизнь казарменное положение!
Забудь про мамку! Нет её здесь и не будет никогда! Это наш дом и
твой теперь тоже, если не выгоним! Сидишь здесь до вечера и ждешь
нас, понял?!
Шарахнувшийся от ора гнома Антоша уставился на нас диким
взглядом и быстро-быстро закивал головой, не веря своему
счастью.
— Ладно, пошли уже, мужики, — Арчи открыл дверь и рукой указал
на неё Санычу, — а ты сиди здесь и никому не открывай, в случае
чего говори, что мама закрыла, а у тебя ключей нет. Чай есть, вода
есть, пироги тоже. Гадить сам найдёшь куда, если ума хватит.
Мы вышли за дверь и Далин со всей дури захлопнул ее так, что гул
пошёл по всему ангару. Арчи вытащил ключи и закрыл замок, а
наблюдавший за всем Саныч в некотором обалдении произнес: —
Спасибо, конечно, друзья, но как-то странно у вас людей в экипаж
набирают.
— А ничего странного, — ответил ему я, — и в экипаж его ещё
никто не принял. На испытательном сроке он. И вот мы вернёмся
вечером и посмотрим, что он тут делал. Не обижайся, Саныч, но если
Антоша весь день проспит или будет свой нос совать куда не следует,
то сразу домой. К мамке под юбку. Нам балласт не нужен.
— И не вздумай предупредить его или ещё что, — добавил Далин,
спокойно глядя на Саныча, — я первым делом вечером у Микешки узнаю,
как оно было. Хоть мы с тобой и собутыльники, но не стоит. Давай-ка
по чесноку.
— Справедливо, — почесав в затылке, признал Саныч, — в экипаже
как в тюремной камере, не скроешь ничего. Лучше уж сразу.