от Новониколаевска я знал назубок, и мог
ориентироваться по ней даже ночью, если светила яркая луна и не
было облаков. Правда, только летом. А вот если отойти от реки, то
без прокладки курса не обойдешься, до того тайга однообразна,
особенно с малой высоты.
Доходило
до того, что не только мои инструменты было негде хранить, но даже
пользоваться ими становилось невозможно. Мы избегали длинных
рейсов, предпочитая ходить накоротке, но всё равно блудили
несколько раз. Применительно к морю нас можно было назвать
каботажниками, то есть теми
смелыми ребятами, которые стараются ни в коем случае не терять
берег из вида. Но уж теперь-то мы развернемся.
Я
поднялся на борт «Ласточки» и, пройдя по коридору между каютами для
пассажиров и кубриком экипажа, распахнул дверь кабины пилота. Вот
только раньше это у нас была собачья будка, в которой главное место
занимали два кресла — одно пилота и второе,
поворотное, пилота-штурмана, то
есть моё. Далину в кабине «Касатки» места не предусматривалось, и
он всю дорогу сидел в машинном отсеке, как сыч. Да что там
говорить, раньше у нас даже гальюна не было, гадили в специальное
ведро, которое после каждого рейса выкидывалось, зато теперь... Можно было не только
посидеть в своё удовольствие на компактном троне, но даже принять
душ в маленькой кабинке, если сильно приспичит.
Кстати,
Антоша и не подозревает, кто будет всем этим хозяйством заведовать,
надо будет его как-то помягче обрадовать, что ли. Рассказать о
реально высокой, без дураков, важности исправной работы санузла,
надеюсь, всерьёз проникнется. Спать и жить теперь
можно было в каютах на самых
настоящих диванчиках, а не как раньше, по очереди в спальнике на
полу коридора, обалдеть. Правда, если будут пассажиры, придется
переезжать в кубрик экипажа с откидными койками, но не беда.
Напротив моторного отсека располагаласькухня, которую можно было бы сделать даже и
поменьше, на мой взгляд, до того она была здоровой по лётным
меркам. В общем, комфорт зашкаливал.
Я ещё
немного потоптался в проходе, с каким-то тщеславным удовольствием
разглядывая внутреннее убранство дирижабля, все эти ореховые
панели, блестящие бронзовые детали и хрустальные светильники, как
будто хвастаясь перед самим собой. Лухари-класс, как
говорится, знай наших. Мажоры,
одно слово. Потом, вдоволь налюбовавшись, вошел в кабину пилотов,
которую теперь правильнее было бы назвать ходовой, или штурманской
рубкой.