Искусственный мир – для искусственных существ.
Маму я нашел в арт-лаборатории.
…Все-таки она у меня молодец. Чтобы попасть в Институт на любую должность выше уборщика, нужно пройти серьезный отбор. Правда, у мамы уже была подготовка – образование университетское, и на родине она успела поработать педагогом. Но без лицензии трудно. Так что начинала она в «Детском саду» няней при секторе фильтрации – смотреть за тем, чтобы детки ничего себе не повредили. Занять место няни, кстати, ей помог Эйнштейн, уж не знаю, за какие такие заслуги… но эту тему я привычно закрою.
Потом ее стали допускать в жилой сектор к малышне, где ответственность куда серьезней…
Теперь-то мелких, считай, и нет, подросли мутантики. В последние годы если военные и притаскивают в «Детский сад» интересный «образец», то уже на той стадии, когда мутация у него проявилась в явном виде. Самый юный «образец» в местном зоопарке – пятилетняя Пеппи, сомневающаяся в своей красоте… Я всех их помню малютками. Как они дружно сидели на горшках, не разделенные еще на зверей и аномалов, а мама рассказывала им что-нибудь интересное… Время горшков давно кончилось. Увы, те из малышей, кому суждено было озвереть, постепенно отказались от человеческого туалета, что от горшка, что от унитаза. Для них есть специальное помещение с песочком и газонами, громко именуемое уборной, в которых мутанты-звери, называя вещи своими именами, гадят. Причем к пользованию этой «уборной» их тоже надо приучать, чем мама с Каролин вынуждены заниматься.
Что было дальше? Дети к моей маме тянулись, в ее смены эффективность занятий с аномалами стабильно возрастала. А для военных самое ценное что? Чтобы паранормальные способности «образцов» побыстрее выходили на практический уровень, когда становится возможным их боевое применение. Тут ведь не уродов для фрик-шоу готовили, тут ковали новое оружие. Потому-то местные неписаные законы отличались от законов остальной страны, и главный закон такой: «Если умеешь – делай».
Мама умела. В отличие от ученых и врачей, для которых дети – расходный материал, для мамы все они – такие же люди. Мама им не врет. Всем от детей что-то надо, а ей – сделать им хорошо. Например, в рекреации они носятся как чумные, сталкиваются, падают. Можно формально помазать царапину йодом и заклеить пластырем, а можно подуть на ранку и сказать: «У кошки боли, у собаки боли, у такого-то заживи…» Англосаксы от этого русского заговора впадают в радостное возбуждение, и уж тем более он нравится будущим звероидам. Или, скажем, сломалась любимая игрушка – можно погоревать над ней вместе с ребенком, а то даже принести скотч (паяльник, клей) и попытаться исправить. Личное отношение к каждому конкретному ребенку – это то новое, что принесла «мама Марина» в детский корпус… А сколько песенок она знает! Не стесняется играть на детских инструментах: ксилофоне, барабане, бубне. Музыка, звуковые эффекты много значат для таких странных детей. Дудки, губные гармошки, даже волынка появились в рекреации именно благодаря «маме Марине».