– Уууу!
– То-то. – Удовлетворенно подводит черту старшина. – А спать поедем домой, в полк значит. Понятно? Там теперь ваш дом.
– Угу-у!
– Не угу, а так точно. – Старшина сурово оглядывает угукающую гвардию, щурит один глаз, с оптимизмом заявляет, себе видимо. – Но ничего, это отработаем. Время – море: вагон и малая тележка. Три года! Научимся. От зубов отскакивать будет. Кор-роче, – старшина начальственно привстаёт на цыпочки, – на все про все один час. Во-пр-росы? – и, ни секундой позже, сам себе отвечает: – Нет в ар-рмии вопр-росов. Значит, впер-ред, товарищи вновь прибывшие.
Из всей пламенной и яркой речи старшины мне очень понравились только три вещи: мыться, одеваться и спать. Еще бы про что-нибудь пожрать сказал – вообще была бы лафа!
Армейская же форма манила… притягивала, словно магнит. Я так долго в тайне ждал этого радостного момента, я столько раз в своих мечтах примерял военную форму, столько раз представлял себя в солдатской военной форме, обязательно с медалями, в фуражке набекрень, как на том плакате в военкомате. Идешь по школе такой стройный, подтянутый, независимый. На учителей не смотришь… Дома… в клубе… все девчонки – падают. Здо-орово!
Вон, как хорошо форма сидит на солдатах… Такие все ладные, аккуратные, грудь колесом. И я скоро таким буду – надо только быстренько-быстренько пройти этих «мамедовых», да каких-то «санитарков, звать тамарков», и помыться, погреться в смысле.
– Ну, не толкайся, ты чё? Торопишься, как голый к девке в кровать! – охлаждает мой пыл Серый, и заинтересованно спрашивает, – ты в какую баню пойдешь? – и видя, что я не понимаю его, отвечает. – Я, например, только в женскую. – Поясняет: – Никогда не был в женской бане. Надо же посмотреть, как у них там всё устроено… – и добавляет мечтательно: – Может, кто и остался там. Да, ты? – И, выпучив глаза, весело ржет, как застоявшийся жеребец. – Й-и-и-а-а-а! Бабу хочу-у!
Ха, чего орать, открыл Америку, тут все такие, все «хочут», все в том направлении готовы землю копытить. Ржём уже вместе. Сначала дуэтом, потом к нам присоединились и другие. На наш «конячий» призывный крик, выскочил почему-то старшина, интересно, в каком это качестве?.. Нет, он не присоединился к нашему ору, наоборот, он его оборвал: «Эт-та что такое? Ну-ка, прекр-ратили, немедленно, жеребцы, тут мне понимаешь! Это не конюшня вам здесь! Не забывайтесь! Не дома!». Безжалостно душит песню на взлете. Ладно, переглядываясь, молча решаем: мы потом доорём. Что нам еще здесь делать?..