Собственно, вся эта история началась гораздо раньше – когда к нам в Дом пожаловал Хранитель. Он был первым стариком, которого я увидела, и сначала я решила, что он просто урод или чем-то болен – на самом деле Хранители почему-то живут дольше остальных. Отчасти понятно, почему – еды им выдается больше, чем другим людям в возрасте.
– Вот эта, – сказала Дрофа и вытолкнула меня на середину комнаты. Я попробовала было упираться, но она просто ухватила меня своими цепкими костлявыми пальцами за ухо и больно дернула.
Хранитель оглядел меня.
– Она хромает, – сказал он.
– Ну, руки ведь у нее на месте, с Предметами возиться она может. Больше-то она ни на что не годится.
Хранитель осуждающе покачал головой.
– Я предпочел бы мальчика, – сказал он.
– Подходящих мальчиков сейчас нет, – твердо ответила Дрофа.
Он вздохнул, что-то пробормотал, потом громко произнес:
– Ладно.
– Я боюсь, – я опять уперлась, потому что и впрямь боялась пойти за этим страшным человеком.
– А жрать хочешь? – мрачно спросила Дрофа. – Хватит с меня на калеку еду расходовать.
На самом-то деле я вкалывала не меньше остальных. Но она смотрела в будущее – вряд ли нашелся бы такой дурак, который согласился бы выплатить Дому калым за хромоножку.
– Ладно, – сказал Хранитель, – оставь девчонку. Ты ее вконец запугала.
– Ее запугаешь, – пробормотала Дрофа. – Ишь, как смотрит. Того и гляди, укусит…
– Пошли, девочка, – мягко сказал старик. – Не бойся. Никто тебя не обидит.
– Я и не боюсь, – на всякий случай сказала я.
– Тебя как зовут?
– Выпь.
– Это за что же тебя так?
– Крикливая была очень, – сказала Дрофа, – порою так накричится, аж синеет. Ступай, ступай, убоище. И ты ступай, отец. У меня еще дел полно.
Уже потом я узнала, что Хранители живут так долго еще и потому, что их все уважают и побаиваются. Да еще потому, что им не приходится надрываться на полевых работах, под ветром и дождем. Но Дрофа баба склочная, она никого не боялась.
– Суровая у вас старшая, – заметил он, когда мы карабкались вверх по склону.
– Такой ее мама родила, – ответила я. По крутизне мне было ходить трудновато, но я приноровилась. Тем более, сам он шел медленно.
– Это где тебя так угораздило? – спросил он, впрочем, вполне доброжелательно.
– Во время последнего набега, – ответила я. – Но сама-то я плохо помню.
Крики – то испуганные, то яростные; мечущиеся сполохи огня; кто-то проносится мимо – с топотом, с визгом; огромные тела неведомых животных, от которых валит пар, – и багровый туман боли… очень долго – багровый туман боли.