Все еще стоя на коленях и отстегивая тяжелый меч от пояса, Ксифий негодовал:
– А у нас? Пресмыкаешься, как змея. Ходишь осторожными шагами, опустив глаза. Ради чего мы проливаем кровь?
– Замолчи! – крикнули ему.
Доместик заткнул уши пальцами, чтобы не слышать богохульных слов.
Глаза Ксифия горели угольками.
– Благочестивый один отвечает за наши поступки. Твое дело умереть, а не осуждать. Положи предел твоему безумию! – удерживал я его от греха.
Никифор укрылся с головой плащом и скрежетал зубами. Да, он был мужественным человеком, его плащ был в крови врагов, а патриций Иоанн Атон первым покинул поле сражения и, чтобы насытить свое чрево, велел зарезать вола, который тащил метательную машину.
Другие тоже стали поспешно укладываться на ночь. Я вышел, чтобы исполнить повеление базилевса – проверить заставы. Лев Диакон присоединился ко мне. На его обязанности лежало записывать все достойное упоминания, и он хотел посмотреть на картину ночного лагеря.
Лагерь спал. Пахло гарью потухших костров. Люди стонали во сне – их мучили кошмары. В этом хаосе моя душа, привыкшая к тишине дворцов, к пению гимнов, испытывала смятение.
На заставе стояли варварские наемники. Среди общей растерянности они одни сохранили спокойствие духа. Равнодушно они переживали победы и поражения. Что для наемников слава ромеев? Один из воинов, седоусый, со следами старых ран на лице, сказал товарищу:
– Смотри, вот пришли греки, храбрые барсы…
Я сделал вид, что не понимаю их языка. Мы пошли прочь. Чтобы не вспоминать о дерзких словах варвара, я спросил Льва:
– Откуда ты родом?
Лев вздохнул.
– Отечество мое – Калоя, тихое селение в Азии, среди холмов Тмола, на берегу Каистра, впадающего в море около Эфеса. Дивные места!
Далеко в ночном мраке послышалось пение петуха.
– Петухи! В Калое в этот час тоже поют петухи.
Потом он продолжал, копаясь в своих воспоминаниях:
– Отца моего звали Василием. Когда было решено послать меня в святой город, чтобы я вкусил просвещения, твой покорный слуга отправился в путь на корабле, нагруженном быками. В Константинополь я прибыл в тот самый день, когда в город вступал император Никифор. Спокойно он ехал среди всеобщего волнения и улыбался. Это был титан! Сражался, как лев, а под пурпуром носил власяницу. Но как он притеснял церковь, разорял монастыри, унижал митрополитов.