Улыбаясь, юноша снял шляпу и непринужденно поклонился. Я стоял на истрепанном коврике, который постилали мне на грязном помосте, когда я находился на пристани, патриций и друнгарий ромейского непобедимого флота. На моих плечах была старенькая потертая хламида, запачканная смолой. Но до красоты ли было в такое время. Меня занимали государственные мысли и заботы. У пристани рабы смолили огромный корабль. Он назывался «Жезл Аарона».
Наконец Никифор Ксифий, бывавший в Италии, знавший тамошние обычаи, любитель вина и греховного времяпрепровождения, сказал:
– Надо им показать наших красоток. Они люди молодые, у них кровь кипит от нетерпеливых желаний. Столько дней на корабле…
Сфорти смеялся, показывая белые молодые зубы.
– Пойдем сегодня в зевгмэ! – предложил Ксифий.
Я отстранил его рукой.
– Опомнись! Думать о подобных вещах в такое время! В нашем ли звании посещать блудниц! Предоставь это грубым корабельщикам…
Когда стемнело, мы надели плащи с куколями и, как воры, пробрались в запретный квартал, над воротами которого стояла древняя статуя Афродиты, символ человеческой гибели.
– Сюда, сюда, – указывал нам путь Никифор Ксифий.
Нагибаясь, мы вошли в маленькую дверь, у которой сидела тучная старуха и брала с входящих плату за право насладиться любовью. Чадили вонючие светильники. Самого разнообразного вида люди, корабельщики и наемники дворцовых отрядов, гуляки с Мезе и пьяненькие купцы, сидели за столами и пили вино из глиняных кубков. Им прислуживали растрепанные женщины, смуглые, рыжие, белокурые, худые, толстухи, на все вкусы. Они наливали вино в кубки, садились к мужчинам на колени, и те грубо ласкали их, запуская лапы под одежды. Женщины смеялись. Иногда кто-нибудь из гостей вставал, манил пальцем одну из красоток и удалялся в освещенную фонарем галерейку, в которой, как стойла для скота, были устроены загородки, завешенные грязными тряпицами, едва прикрывавшими убогие ложа и соломенные тюфяки. Женщина, шевеля бедрами, потягиваясь, лениво шла за своим случайным господином…
Мы сели за стол, и тотчас к нам подошли блудницы, расхваливая свою пылкость в любви. Старуха, подсчитывавшая медные фоллы, тоже оставила это занятие и поспешила к нам.
– У меня девочки, каких нет и у калифа в Багдаде, – говорила она, показывая во рту единственный зеленый зуб, – иверийки, персиянки, иудейки, франкские женщины, рабыни из Скифии. Останетесь довольны!