– Перестань, Илья, о них говорить – себя не уважать. Ты куда путь держишь, турист?
Илья слегка смутился.
– Да вот решил подкалымить во время отпуска, хочу в Красноярском крае золотишка помыть. Сижу жду попутный борт. На гражданских самолетах, сам знаешь, цены запредельные.
Кошкин оживился.
– Давай с нами, у нас как раз там дозаправка будет.
– О, свезло так свезло, с меня пузырь.
В этот момент из-за отворотов его штормовки показались две змеиные головки и тотчас же спрятались. Иван от неожиданности отпрянул.
– Илюха, чего ползучих гадов за пазухой таскаешь? Это ты их батоном подкармливал?
– Не, Батя, я не извращенец, это гекконы, – и Мачо распахнул куртку.
Два золотистых геккона вцепились коготками в свитер, слегка наклонив головы и, поблескивая глазками, уставились на майора.
– Из последней командировки, из Южной Африки. Нашел малышат, ну и усыновил и удочерил.
– Как так?
– Одного звать Саса, вторую – Маса.
– Ага, Саша и Маша. И ты их различаешь?
– Пока нет, – запыхтел Илья, – но по мере взросления отличия должны появиться.
– Что ж, блажен, кто верует. – Ладно, чего сидим, кого ждем, пошли в самолет, вон уже заправщик отъезжает.
Илья взгромоздил на спину неподъемный рюкзак, и они потопали к транспортнику. Шагая, Иван думал с горечью:
– Если уж от таких блестящих офицеров и спецов, как Юсупов, избавляются, то дело совсем швах.
Себя не принимал в расчет, хотя имел все основания. Илья имел два высших образования, не считая спецшколы, знал два иностранных языка – французский и испанский, боец из первых, диверсант с задатками стратегического мышления. На него можно положиться в любой ситуации. Слабость одна – женщины, но не в ущерб делу. Легкий и веселый по жизни, он имел у женского пола постоянный успех, независимый от страны и национальности. За что и получил кличку Мачо, плавно перешедшую в позывной.
Самое странное – внешне Илья абсолютно не походил на покорителя женских сердец. Роста чуть выше среднего – метр семьдесят восемь, чернявое лицо, ну и глаза – живые с еле заметной раскосинкой. Одним словом, не красавец, но когда начинал охмурять объект своего внимания, куда там Цицерону и Троцкому. Его речь лилась широко и свободно, изобилуя цветистыми оборотами и комплиментами, и имела какой-то сексуальный подтекст. Дамы впадали в транс и отдавались Мачо «не отходя от кассы».