Дуплоноженко пошевелился.
– Обожди маленько, – предложил он с участием. – Встречают по прикиду, провожают по понятиям…
Вьюшин не собирался его слушать.
– Водички испить не найдется? На дорожку? – голос его зазвенел.
Безумная троица застыла, словно услышала нечто невероятное.
Дуплоноженко провел языком по губам.
– У нас централизованное водоснабжение, – сказал он напряженным голосом.
Фраза показалась Вьюшину неуместной, но что здесь было уместно – включая его самого? Поначалу он подумывал, несмотря на очевидное слабоумие аборигенов, напроситься переночевать, да и с этой идеей решил расстаться. Как-нибудь перекантуется до утра, ну их к Богу в рай.
Газов-Гагарин встал, куда-то вышел и скоро вернулся с ковшиком.
– Пейте, если хотите, дело житейское, – сказал он, усугубляя несуразицу.
Вьюшин осторожно взял ковшик, поднес ко рту. Остальные с наигранным безразличием стали глазеть кто на что. Гость взглянул на воду повнимательнее, ничего худого в ней не нашел и начал пить. Когда ковшик опустел наполовину, Газов-Гагарин деликатно вынул его из рук Вьюшина, а немногословный Выморков сказал, как отрезал:
– Ну вот и ладно, мил человек. Ошибся, не ошибся, а отдохнуть с дороги всякому нужно. Ночь переночуешь, а утром на свежую голову изложишь, как решил.
Вьюшин попытался возразить, но тут гостеприимные хозяева вдруг как с цепи сорвались: загалдели хором, повскакивали с мест и дружно заверили странника, что он и думать не посмеет куда-то идти в такую темень, что это не по-людски. Вьюшин растерянно отгораживался локтем от их наскоков и постепенно сдавал позиции. Когда все они были сданы, он испытал облегчение, поскольку дьявольски устал и был готов, если честно признаться, заночевать хоть в тюремной камере.
И здесь он обнаружил, что потребность сей же час уколоться куда-то исчезла.
Не веря в происходящее, Вьюшин огладил себя и получил подтверждение: да! ни единым намеком, ни тенью недовольства его отравленные клетки не просили спасительной дозы. Он утратил дар речи и позволил отвести себя в каморку с умывальником. Автоматически он отметил богатое убранство этой ванной комнаты – шитые золотом шторы, какие-то хоругви и резные украшения, а провожатые почтительно снизили голоса до шепота. Вьюшин, думая о своем, для поддержания беседы вяло брякнул: