– Толик, – ответил Папкин, вставая.
– Нет, я имею в виду другое имя. Домашнее, ласкательное.
– Свин, – Папкин потупился.
– Неужели? Почему же – «Свин»?
– Вырастет из сына свин, – пробормотал Папкин, краснея, и тут же дерзко пожал плечами: мое, дескать, дело.
– Зомбируете ребенка, – вздохнул методист. – Программу закладываете.
– Мы перестанем, – вскинулась Мамкин.
– Нет уж, продолжайте, – возразил тот. – Никаких резких телодвижений. Никаких поспешных вмешательств. Позовите его сюда.
И выставил на стол резинового зайца.
В дверь просунулось встревоженное сдобное лицо; затем старушечья рука осторожно втолкнула свое сокровище в кабинет и сразу исчезла.
– Здравствуй, – приветливо улыбнулся методист и плавно развернул ладонь. – Садись на стульчик.
Могло показаться, что это намек, и стульчик – у него в кулаке, но ладонь была пуста.
– Садись! – Мамкин ухитрилась взять тон, сочетавший в себе яростный шепот и елейную просьбу.
Стул слабо скрипнул.
– Отлично! – методист опять улыбнулся. – А говорят, ты – Свин. Какой же ты Свин?
Толик озабоченно разглядывал пол и крутил себе пальцы.
– Как тебя зовут? – методист заговорил деловым тоном. Как же иначе, мол, могут беседовать два взрослых человека.
Толик уставился в угол и оставил вопрос без внимания.
– А почему ты молчишь? – осведомился методист.
– Потому что не хочу с тобой разговаривать, – четко и ровно объяснил Толик. Какое-то мгновение он глядел методисту в глаза, но тут же вновь отвернулся и равнодушно воззрился на ботинки Папкина. Те приросли к стульям. Это были первые слова за долгие, долгие месяцы.
– Разве я чем-то тебя обидел?
Толик досадливо вздохнул. Методист подождал и, ничего не дождавшись, зашел с другой стороны: – Мама и папа боятся, что ты заболел. Мне же кажется, что ты совершенно здоров. А сам ты как думаешь?
Ответа не последовало.
– Ты всегда такой молчун?
Лицо Толика слегка скривилось, как будто он что-то искал языком во рту. Взгляд переместился на потолок.
– Хорошо, – методист поднял руки, сдаваясь.
– Если не хочешь говорить, давай немного поиграем. И пойдешь домой. По рукам?
Толик равнодушно посмотрел на него.
– Ну, скажи хоть что-нибудь, – не выдержала Мамкин, теребя сумку. – Язык проглотил?
Толик сполз со стула, перебрался в угол и присел там на корточки.
Папкин крякнул.
– Ничего-ничего, – успокоил его методист и чуть повысил голос, чтобы Толику было слышно: – Что у тебя там, в углу? Крепость? Или гнездо?