Вернулся водитель, озлобленно плюхнулся на свое место, рванул рычаг. Автобус, полностью соглашаясь с его настроением, огласил площадь сердитым рокотом. Где-то заорал петух. Сложились гармошки дверей, колеса обреченно провернулись, и поездка началась.
Понимая, что Ауслендер рано или поздно возобновит расспросы, Вьюшин принял решение перехватить инициативу и слегка раскрыться.
– Не знаете такого Дуплоноженко? – спросил он негромко, чтоб не услышали другие. – Я в самом деле приболел – печенка ни к черту. А он обещает помочь.
Ауслендер выпучил глаза.
– Эва! – протянул он. – Так ты к Дуплоноженко! Как не знать, – сосед отвернулся. – Кто его разберет – может, и будет тебе польза. А что – ты совсем ничего о нем не слыхал?
Вьюшин покачал головой. Ауслендер подался вперед.
– Я тебе сразу скажу, парень: общество у них. Человек с десяток наберется, – и замолчал.
– Что, секрет какой-то? – спросил Вьюшин.
– Не без того, – Ауслендер что-то соображал. – Знаешь, гость столичный, лучше я пока помолчу. Вдруг у них что-то дельное, а я тут тебе возведу с три короба напраслины. Но, понятно, будь начеку. Сам я давно к ним приглядываюсь, да все не решаюсь обратиться. Тяжел стал на подъем, – он виновато усмехнулся. – Вот что: личность ты новая, взгляд у тебя свежий, сторонний – посмотри, послушай, и если найдешь у них что здоровое, шепни мне, старику. Договорились?
Вьюшин рассеянно барабанил пальцами по крышке чемодана.
– Так я и знал, – молвил он удрученно. – Секта. Заманивают лохов. Ну, назвался груздем…
– Да ты погоди ярлыки раздавать, – перебил его Ауслендер. – Все не так просто. Есть у нас такой Выморков, скотником работает. Пил он крепко, даже бывалые мужики диву давались. Все на нем крест поставили, только начал к нему Дуплоноженко ходить. Раз зашел, второй, смотрим – притих человек, вроде как и за ум взялся, – тут в голосе Ауслендера прорезались неуверенные нотки. – Короче, будто подменили Выморкова. С этим делом, – Ауслендер гулко щелкнул себя по горлу, – завязал бесповоротно. Правда, от Дуплоноженко теперь ни на шаг, сделался чем-то вроде правой руки. Эх, знать бы, что теми руками творится…
Вьюшин, даже находясь одной ногой в могиле, не удержался и снисходительно поморщился. Убежденные героинщики видят себя высшими существами, приближенными к надмирной истине и почитающими разум. Тех, кто предпочел алкогольное свинство, они не считают людьми. И Вьюшин, хоть и успел убедиться в ложности подобных воззрений, не смог избавиться от высокомерного чувства превосходства над неизвестным ему Выморковым.