– Слушай, друг, а давай поедим!
– Давай, – согласился я и сразу почувствовал свой извечный бездонный голод.
Вообще-то, я люблю и умею готовить, но почти никогда этим не занимаюсь. По странному свойству то ли характера, то ли организма, чувство меры у меня отсутствует напрочь, полностью сытым я не бываю никогда. Поэтому запасать дома продукты для готовки бесполезно – обязательно не удержусь и все сразу съем. Правда, потом могу пару дней обходиться вообще без пищи и никаких особых мук не испытывать. В этой связи, дабы избавить себя любимого от лишних хлопот, я предпочитаю столоваться на стороне – по точкам «общепита». По моим наблюдениям, сегодня никто никакой добычи в лагерь не приносил. Значит, употреблять в пищу придется нечто, добытое до великого похода на ханди. Почему-то эта мысль никакого содрогания у меня не вызвала.
В итоге с вожаком мы расстались вполне мирно. Правда, сгибаться я не мог, так как был набит мясом под завязку – чуть что, и оно полезет из всех дырок. Я бы, конечно, съел что-нибудь еще, но больше мне ничего не предложили. Тем не менее, чувство глубокого морального удовлетворения имело место быть – почти все выяснил! Осталось прояснить пустячок – кто такие лахузы? Кого бы спросить?
Между жилищ мелькнула знакомая фигурка – Тоблу тащила на спине здоровенный кусок мяса вместе со шкурой. Останавливать ее я не стал, а побрел следом. Потом я некоторое время стоял в сторонке и наблюдал мирный быт местного общества. Возле «вигвама» горел костер. Две женщины готовили мясо: нанизав кусок на палку, пытались его обжарить – не в пламени, конечно, а сбоку костра, где были угли. Мясо было, как говорится, не первой свежести, и запашок вокруг стоял еще тот. Чуть в стороне двое тощих лохматых, бородатых мужиков развлекались колкой мелких костей с целью добычи костного мозга. Делали они это довольно вяло и без особой надежды на успех – вероятно, перебирали остатки былых трапез в ожидании основного ужина. Свалив свою ношу на землю, Тоб-лу принялась острым камнем отделять части от целого. Мясо было жестким, волокнистым и резалось плохо. Кусок был облеплен присохшей шерстью, травой и землей, но мыть его, конечно, никто не собирался.
– Прекрати! – сказал я, с трудом присаживаясь у костра на корточки. – Говори со мной!