Боль была адской, реальной, неописуемой. Так больно мне никогда
не было. Не забываемые ощущения – когда тебя зубами, живьём рвут на
части, когда ты чувствуешь смрадное дыхание волчьей пасти, когда
ощущаешь, как горячая кровь заливает тебя, а из тебя вырывают куски
мяса. Знаете, о чем в последнюю очередь думалось в этот момент? О
том, кто же из волков был быстрей!!!
Когда моё сознание стало затухать, убегая во тьму, я был
счастлив. Наконец-то, это все сейчас закончится…
* * *
Просыпаться было больно. Болела грудь, левая рука, горло. Тяжело
глотать, дышать. Боль была совсем не той, что до этого, намного
более приглушённая, но была.
Осторожно приоткрыл глаза. Я лежал на кровати в какой-то избе.
Именно избе как её обычно себе и представляют. Деревянные стены,
сложенные из брёвен. Деревянный потолок, пол. Дверной проем без
двери, но закрытый широким куском ткани – то ли такая шторка, то ли
просто простыня. Окно без занавесок, в которое светило солнце, но
что за ним с моей лежанки разобрать было невозможно. В комнате
стаял терпкий и дурманящий запах трав. Рядом был табурет и стол,
где стоял потухший огарок свечи, банка с какой-то мазью, небольшой
таз, а из него торчал кусочек тряпки с пятнами крови, видимо, моей.
Моя грудь, левая рука и горло были перемотаны бинтом, явно
пропитанным той самой мазью. Долго разглядывать интерьер не
получилось, так как ткань в дверном проёме отодвинулась, и в
комнату вошёл мужчина в летах. Одет он был не то в рясу, не то в
робу серого цвета из простой ткани, подпоясанной верёвкой с узлами
на концах. На груди сильно выделялась жёлтая цепь с символом
перекрещённых двух линий, как литера «Х», верхнее перекрестье
которой венчал кубок. – Явно монах или священник, –
подумал я. – только символ мне не знаком, не христианский.
Лицо вошедшего было чистое, гладко выбритое, спокойное – лицо
уверенного человека, располагающего к себе. Оно как будто было
наполнено внутренней силой. Глаза серые, мягкие, внимательные.
Таким людям доверяешь сразу и безоговорочно.
– Оклемался? – спросил меня он. – Откель ты ж
такой сыскался посреди леса, без нормальной одежды и оружия? Если
бы не Михася с сыном, то ушёл бы ты на покаяние к Проотцу. А так
вытащили, ужо не помрёшь.
– Я не знаю, – пролепетал я. – Очутился на
поляне, никого и ничего рядом нет, и пошёл, куда глаза глядят.