Я не люблю человека еще и за то, что он не только отделяет себя от животных, но и ставит себя выше их.
– Смотрите, – говорит он. – Вот я – человек, а вот они – животные.
И указывает на коз, лошадей, бабочек, или вот, кстати, на курей.
Он рассуждает примерно так:
– Я мыслю, следовательно, я существую, я строю города, летаю в космос, к тому же, я изобрел науки, искусства, религии, я прикрываю срам, я, блять, нравственный и духовный, а вот они – обезьяны, овцы, улитки безмозглые – они не мыслят, следовательно, не существуют, не строят они города и деревни, не прикрывают они срам, не нравственны они, не моральны и не духовны.
В этой фразе, которую, не задумываясь, произнесет вам любой человек, останови его на улице, ключевым словом, проходящим, однако, как бы между прочим, является слово срам.
Именно желание прикрыть срам и отличает человека от животного, а все остальное несущественно.
Если животным нужно строить города, они строят их, причем не менее сложные, чем какой-нибудь Париж или Чикаго, а по относительным размерам – гораздо большие. Обыкновенный рыжий муравей в четыреста раз меньше человека, но возводит грандиозное сооружение, порядка метра в высоту и полутора в диаметре. Если все это перевести в человеческие масштабы, то мы получим здание полукилометровой высоты, содержащее сложнейшую систему коммуникаций… Впрочем, большинству животных не нужны никакие города.
Вопрос о том, мыслят ли животные, обмениваются ли информацией, до сих пор остается открытым, несмотря на, казалось бы, грамотно поставленные эксперименты. Если, к примеру, продырявить человеку щеку и вставить ему фистулу, то он будет вести себя точно также как и собака Павлова. Во всяком случае, ничто не противоречит версии о том, что животные мыслят, только вот мыслят о чем и мыслят зачем? О чем и зачем мыслит человек, слишком хорошо известно, прежде всего – увы – самому человеку.