И опять же это вполне устраивало итальянские города, которые стремительно богатели, обзаводились флотом и колониями по всему миру, от Африки до Крыма. Принадлежать цельному миру, некоей идеальной империи, и при этом пользоваться свободой, гибкой изобретательностью вольного города – участь поистине завидная. Удивительно ли, что Италия становится матерью гениев?
Но даже столь живучий и жизнетворный миф рухнул. Авиньонское пленение отделило средневековый мир с его довольно устойчивой иерархией от децентрализации Возрождения. Папа покинул Рим, центр лишился смысла – Рим перестал быть столицей империи или столицей Церкви. В Авиньоне, сменяя друг друга, правили папы-французы. Петрарка, очнувшись, ахнул: нет больше Рима! Нас обманули, мы давно уже не в империи! – и ринулся в Авиньон, чтобы вернуть папу. Тут-то и родился каламбур «авиньонское пленение», по образцу «вавилонского»: поэт сравнивал Авиньон с давним символом разврата и безбожия, «вавилонской блудницей». Никто насильно пап во Франции не удерживал. Это был не «плен», но пленение духа. За семьдесят лет, что римские папы провели вне Рима, из первосвященников превратившись в услаждающих свою плоть французских баронов, переродились все мифы: империя, папство, Италия. Петрарка выразил, а отчасти, возможно, и создал новые идеалы – идеалы свободы и единства. На глазах изумленного и испуганного поэта под лозунгами единства и свободы снова и снова проливалась кровь. Миф о единстве и свободе явился накануне раскола, и трудно теперь понять, в какой мере миф порожден был страхом перед надвигающимся крушением, в какой мере сам подготавливал катастрофу.
Усилия итальянцев, призывавших восстановить папский престол в Риме, увенчались успехом в 1378 году, через несколько лет после смерти Петрарки. Однако тут же в игру вступила международная политика. «Римский» папа устраивал большинство итальянцев, германцев, для которых с Римом ассоциировалась их империя, далеких англичан (те, конечно, назло французам поддерживали папу-итальянца). Но возвращение святого престола в Италию означало проигрыш французов и их союзников, которых немало было уже и в самой Италии, а потому французы выдвинули альтернативную кандидатуру – антипапу. Раскол продолжался при жизни еще двух поколений и окончательно подорвал авторитет Рима.