«А что, твоя Мамочка вылетит в Ленинград?» – подумал Боря и вспомнил Наташу.
– Мама, мой костюм готов? – спросил он.
– Готов, – сказала Мама. – Я пошла спать. Мне завтра рано вставать. У меня отчет.
Юленька стала немыслимо причесывать свои волосы и спрашивать:
– Мне как лучше, Боренька: так или так?
Он вяло кивал и вспоминал Наташу. Наташа вроде бы подстриглась. После того, как они расстались. После того, как Боря сказал, что он уезжает в Москву. «Наташа как мышка, – подумал он. – Принесёт книгу или журнал, тихо даст мне, сказав только: прочитай – может быть, понравится… И никогда не лезет ни в ванную, ни на кухню, ни в ЗАГС».
– Боренька, так мне лучше или так? – уже совсем перекрутила Юленька свои волосы.
– Ты знаешь… – начал Боря.
Он хотел сказать, что незачем идти в ЗАГС, что все развалилось, что, может быть, лучше было бы Юленьке выйти замуж за москвича, чтобы жить поближе к Мамочке… – Он всё это хотел сказать, но молчал и поперхнулся.
– Ну-ну, милый, что ты хотел сказать? – выдавливала из него Юленька любовь.
– Я хотел сказать, что… Люблю тебя, Юленька.
– Ну вот, – Юленька успокоилась. – Только потолки надо побелить: никуда не годны. Сколько лет ремонта не было?
– Десять.
– Вот видишь…
За стеной вздыхала Мама.
Боренька уже видел умных лобастых детей. Юленькиных детей. Всё было окончательно решено.
Чашка с бледным недопитым чаем стояла на тумбе. Юленькина чашка.
«Потом я научу его заваривать чай», – думала Юленька.
«Потом она будет допивать у меня любой чай», – мечтал Боря.
«Потом я оставлю его, как этот недопитый чай», – решила Юленька.
Успеть приблизиться к щеке, пока не начался дождь, пока лето выпустило солнце.
Успеть потереться о смородиновое ухо (весь день собирали ягоды и пропахли ими).
Лица людей навытяжку: все отвыкли от влюбленных. Или они попадаются в стае: раз, два… и…
Обчелся.
Этих мгновений было два в моей жизни. Два. Когда нужно было решать. Когда можно было решить. И тогда громада яблонь не отсвечивала бы на моем лице, и я сидела бы в ленфильмовском буфетике, жуя салат…
Нет, нет, не торопите, я знаю, что вся моя жизнь прошла на ваших глазах, и всех моих немногочисленных поклонников вы видели.
…Я не решилась тогда, в темном метро, когда губы его уже прошептали «люблю». Я знала, что он любит другую. Я видела эти очертания той, другой. Нам было по пути. Он пошел провожать. «Темно, мне не страшно…» – шептала я, боясь, что он кинется на меня, а за спиной стояла та, другая.