Но филиал «Боди шоп» одинаков во всем мире, а бульвар Сен-Жермен, как иногда кажется, расположен недалеко от Оксфорд-стрит. Похожесть, глобализация, дешевые туры, обыкновенная усталость притушили наши ощущения от всего иностранного. Город выглядел более знакомым, чем нам хотелось бы, и пока мы шли молча, нам казалось, что потребуется какое-то усилие, чтобы вспомнить, как нам было здесь весело когда-то и как, возможно, еще будет.
– Аптеки! Зачем им столько аптек? – насмешливо поинтересовался я. – Как они все выживают? Судя по их количеству, можно подумать, что в стране постоянная эпидемия гриппа. У нас на каждом углу продают телефоны, у французов – лекарства!
Она по-прежнему молчала. Пересекая боковую улочку, я заметил, что в канавах быстро течет вода, а стратегические трубы заблокированы мешками с песком. Меня всегда поражало именно это новшество в городской гигиене, видимо присущее только Парижу.
– Они как будто спускают воду из огромной ванны, – сказал я.
– Да, ты так говоришь каждый раз, когда мы сюда приезжаем. Насчет аптек тоже.
Разве? Я даже не сознавал, что говорил это прежде.
– Как по-твоему, сколько раз мы здесь бывали?
– Не знаю. Пять или шесть.
– Назовешь все?
Конни задумалась, нахмурившись. У нас обоих в последнее время ухудшается память, усилие, с которым мы вспоминаем какое-то имя или случай, становится почти физическим, от него устаешь, как от уборки на чердаке. Особенно часто из памяти ускользают имена собственные. Следующими пойдут наречия и прилагательные, пока не останутся одни местоимения и глаголы в повелительном наклонении. Ешь! Гуляй! Спи! Ешь! Мы прошли булочную.
– Гляди – французские палки! – воскликнул я и подтолкнул ее локтем; Конни не поняла. – Когда мы впервые приехали в Париж, я сказал: «Давай купим несколько французских палок», а ты рассмеялась и заявила, что я провинциал. Я сказал, что так их называла моя мама. Отец считал их варварскими. «Сплошная корка!»
– Похоже на твоего отца.
– Когда мы впервые приехали с тобой в Париж, то купили сразу штук двадцать и повезли домой на самолете.
– Помню. Ты еще ругал меня за то, что я отгрызала горбушки.
– Уверен, что я тебя не ругал.
– Ты говорил, что багеты от этого черствеют.
Мы снова помолчали немного, свернув на юг в сторону Сены.
– Интересно, что затеял Алби? – спросила Конни.