Тедди какое-то время лежал молча, а затем произнес:
– Мы не услышали ни слова правды. Не приблизились к ней ни на шаг, не за что зацепиться, неизвестно, как заставить их говорить.
– Да знаю, знаю. Логика железная.
– Но?
– Просто я еще никогда не отступал.
– Рейчел Соландо не могла ускользнуть босиком из запертой комнаты без посторонней помощи. И не одного человека. Всего заведения. Я знаю из опыта. Невозможно переломить сообщество людей, если они все не желают тебя слышать. А нас всего двое. Наилучший сценарий: угроза подействовала, и сейчас Коули, сидя в своем особняке, пересматривает всю стратегию. Может быть, утром…
– Так ты блефуешь?
– Я этого не говорил.
– Вот и играй с тобой в карты, босс.
Они помолчали. Тедди слушал морской прибой.
– Ты надуваешь губы, – наконец заговорил Чак уже слегка заплетающимся языком.
– Что?
– Когда у тебя на руках сильная комбинация. Всего на какую-то секунду, но ты делаешь это регулярно.
– Вот как?
– Спокойной ночи, босс.
– Спокойной ночи.
Она идет по коридору ему навстречу.
Долорес. В глазах – по нескольку каратов гнева. Откуда-то, вероятно из кухни, Бинг Кросби проникновенно поет «East Side of Heaven»[4].
– Бог мой, Тедди. Господи Иисусе!
Ее захлестывают эмоции. У нее в руке пустая бутылка из-под виски. Его виски. Он понимает, что она обнаружила его заначку.
– Ты хоть когда-нибудь бываешь трезвым? Хоть один день, блин? Отвечай.
Но это невозможно. Тедди не в силах говорить. Он онемел. Он не ощущает даже собственного тела. Он отчетливо видит, как она идет к нему по длинному коридору, но себя он не видит, не чувствует. За спиной Долорес, в конце коридора, висит большое зеркало, в котором он не отражается.