Голый он, что ли? Нет, пока в трусах. Вчерашних. Нехорошо, следовало сменить. Откуда ему было знать? Он думать не думал, что появится Таня. Вчера. Когда это, позвольте спросить? Что означает – вчера? Когда он был дома, что за ненужный вопрос. Он отлично помнит свой дом, просто сейчас ему недосуг восстанавливать постороннее, не относящееся к делу. Пора брать Таню за руку. Или за колено? Вон оно высунулось из-за стола. Похоже, она расставила ноги. Ее собственная рука шурует где-то внизу, и Таня дышит все тяжелее.
Наверное, это не вполне прилично. Если бы не ответная готовность Тани, он никогда не посмел бы. Они же совершенно не знакомы и даже не лежат, а сидят за столом. Да не одни, по соседству еще какие-то люди, тоже друг против дружки. Стол большой, раздвижной, поначалу обманчиво круглый, но в нем сокрыты две доски, которые, если вынуть и вставить, волшебным образом превратят его в праздничный.
Как славно это звучит – вынуть и вставить. Этим-то он и должен безотлагательно заняться. Тем более, что осуждающие не осуждают и даже не смотрят. Они разомлели не меньше, чем он. Такие же тет-а-теты, и это немного напоминает свидание в тюрьме, когда возлюбленные сидят, разделенные стенкой, и страдальчески переговариваются по телефону, не имея возможности соприкоснуться. Разница в том, что здесь без барьера. Достаточно протянуть руку.
Но почему тюрьма? Где он видел подобные встречи? В кино, разумеется. Удивительное дело: спроси его сию секунду о кинематографе, он не сразу сообразит, о чем речь, потому что это дело даже не третьестепенное, его важность стремится к нулю.
– Женя, – выдыхает Таня и наваливается грудью на стол.
Сметана вскипает. Разрозненные стоны, лаконичные обращения учащаются, напоминая вялые пузыри. Он тянется, слабо улыбается и вдруг кривится: зуб. Таблетка усвоилась целиком, вывелась и больше не действует. Мощное снадобье, рассчитанное часов на восемь – стало быть, он принял ее с утра, а теперь уже скоро вечер. В соусе образуются прорехи, зуб начинает ныть, и это похоже на комариное пение все ближе к черепу. Комар не отвяжется, как и боль.
Где он, черт побери? Кто эти люди и куда его занесло?
Раздаются проникновенные голоса:
– Соня…
– Шурик… дайте мне подумать минуту.
– Лида… как вы посмотрите на то, что я поищу, где бы прилечь?