После того, как в абвере переломали
мне все ребра, но так и не простимулировали желание сотрудничать,
встал вопрос, а не расстрелять ли гонористого и тупого русского к
чертям собачьим? Абверовец, склоняющий меня к сотрудничеству,
оказался в чем-то порядочным, и расстрел заменили концлагерем. Хотя
его порядочность в данном случае сомнительна. В принципе, меня ждал
тот же результат, но немного затянутый по исполнению во
времени.
По пути на эшелон, прямо в нашу
теплушку, уронил бомбу непонятно откуда взявшийся «сталинский
сокол», мать его ети, и половину пассажиров просто разорвало в
клочья. Когда делали перекличку выживших, я назвался фамилией
погибшего соседа по вагону, оказавшегося тоже воспитанником
детдома, с которым как нельзя кстати успел довольно хорошо
познакомиться по пути. Тем более рожами и возрастом мы были
довольно схожие. А щетина и грязь вовсе исключили возможность
различить обман. Вот так незамысловато я и стал Жилиным. Как
выяснилось в дальнейшем – к счастью, ибо как член партии и
красный командир, тем более НКВДшник, вылетел бы в трубу крематория
без очереди. Хотя поговаривали, что для таких, как я, были другие,
вполне нормальные лагеря, с терпимым режимом. Во что, честно
говоря, не очень-то и верится…
– Я из детдома… – заявил
я, справившись с растерянностью. – Родителей не помню. Знаю
точно, что меня всегда звали Алексом или Александром. А вот про
свою национальность ничего не могу сказать. Хотя и допускаю, что
скандинавская кровь во мне есть. Так как припоминаю, что отец,
возможно, был царским морским офицером, а скандинавы в каком-то там
поколении вполне могли служить в морском флоте царской России. Но,
фрау гауптштурмфюрерин, я себя чувствую исключительно
русским.
– Дело в среде обитания, но
физиологию не обманешь… – категорично заявила
немка.
Ну да… Это по-научному так звучит, а
по-простому: «с кем поведешься, от того и наберешься». Вот только
хрень дремучая – эти расовые признаки. Русский я точно. Но
если надо, побуду и скандинавом. Ну-ну… посмотрим, чем это
лицедейство закончится.
– Хотя шведский язык дался мне
очень легко… – подпустил я туману. – Возможно, я знал его
с детства, а потом забыл, когда беспризорничал.
На самом деле со шведским языком
немного по-другому получилось. Основы мне дала та же Мирра
Исааковна, а потом я ходил на курсы в училище, как кандидат на
распределение в иностранный отдел наркомата. Да и одобряло
руководство знание дополнительных языков. Но со службой не
выгорело, по неизвестным мне обстоятельствам. А потом и рожу на
Финской покарябало. Ну какой, спрашивается, нелегал с осколочными
ранениями лица?