— Алий!
Секретарь тут же материализовался на
пороге комнаты. Нанятый совсем недавно, он еще не полностью
разобрался в делах, но некомпетентность в некоторых вопросах
молодой человек компенсировал рвением, с которым исполнял любое
приказание.
— Начальника охраны немедленно.
Секретарь исчез. Гость скрылся за
поворотом. Святозар потянулся закрыть окно, но услышал крик. Даже
визг.
— Оранжерея горит!
Горит???
Оранжерея???
Людмила сегодня (впрочем, как и
всегда в это время года) звала его отобедать с ней в «зелёной»
гостиной. То есть в отдельной комнате оранжереи.
Он развернулся спиной к окну и
побежал. Забыв накинуть на рубашку жилет и сюртук. Перепрыгивая
ступени вдруг показавшейся бесконечной лестницы. Горло сдавило,
лёгкие разрывал на части горячий летний воздух, но это неважно,
главное — ноги. Лишь бы они несли его вперёд!
У оранжереи собралась толпа. Огонь
ещё не охватил всего здания и языки пламени показались лишь в двух
окнах. И у двери. У демоновой двери!!!
Женский визг...
Не останавливаясь ни на секунду,
Святозар бросился к объятому пламенем зданию.
Люда!
— Свят!!!
Люда!
— Я здесь!!!
У самой двери его окатили с
подъехавшей телеги холодной водой. И он наконец услышал:
— Свят, стой!!!
И остановился. Мир перед глазами
плыл, каждый вдох давался с болью. И без того периодически
подводившие его лёгкие, казалось, решили вовсе оставить его без
воздуха. Ну же! Дай посмотреть на себя, дай удостовериться,
Люда!
Сестра повисла на нем через секунду,
показавшуюся ему вечностью.
— Дурак! — она отстранилась, ударила
его в грудь своим до смешного маленьким кулачком, и он наконец смог
выдохнуть. — Губы синие! Взгляд бешеный! Куда летел? Знаешь же, что
тебе нельзя после болезни бегать.
Отец, какая разница? Эта боль такой
пустяк!
Он обнял ее дрожащими руками.
Вдох-выдох. Воздух царапает горло, словно острый нож, но это что-то
совсем неважное, постороннее. Главное, что перед глазами
проясняется, и он наконец может увидеть ее обеспокоенное лицо.
— Т...в пря-д...ке?
Людмила как и всегда поняла его с
полуслова. Сурово сдвинула брови.
— Я — да! А вот ты выглядишь хуже
батюшки, когда тот лежал на смертном одре!
Святозар улыбнулся. Это она так
показывает, что совсем-совсем не переживает. Дурная привычка —
поминать отца без дела. Но тогда, пять лет назад, когда одна мысль
о случившемся вызывала ее слезы, она выбрала почему-то именно
постоянное упоминание о нем, как способ примириться с болью.