– Занятная личность, – выпрямился Оленин. – Откуда у него столько денег?
– Ограбил банкира, когда тот праздновал юбилей у себя дома. Бельмас пробрался туда под видом гостя, открыл сейф, забрал все: и деньги, и ювелирные украшения. Деньги, думаю, и отдал на хранение Гринько, а с украшениями попался, не успел спрятать. Вину он так и не признал, на суде нагло заявлял: подержать дали. Ну и судья дал ему семь лет.
– Кстати, вошла лихая тройка в здание без кейса, а вылетала с кейсом. Выходит, Бельмо деньги забрал. Будем его искать?
– А то как же! – Сербин встал со стула. Однако не уходил, а все смотрел на монитор. – Завтра получим фотографии летунов, поищем их портреты в банке данных. На это уйдет время. Вообще-то странно…
Взявшись за ручку двери, он вдруг повернулся к парню у компьютера:
– Сохрани записи за весь день.
– Как скажете.
«Малина» – недорогое и симпатичное кафе со ступенчатыми площадками, на которых располагались столики. На случай дождя и от солнца над ними пестрели купола разноцветных зонтов, а чтобы создать уют, хозяин поставил растения в больших горшках, повесил корзины с петуниями и маргаритками.
Бельмас и компания прибыли загодя, выбрали место наблюдения и ждали. Она подъехала на старенькой иномарке, вышла из машины, стремительно двинулась к столикам и между ними застряла, высматривая одинокую мужскую фигуру. Бельмас неслышно подошел к ней сзади:
– Здравствуйте, Ксения.
Она оглянулась, как оглядываются люди, внезапно испугавшись, вскользь и с недоверием оглядела его, выжидающе замерла. Он тоже подверг ее изучению, в первую очередь лицо. Если честно, стопроцентной красавицей Ксению не назовешь, скорее, она славненькая, как большинство женщин, ну, может, чуточку фигура получше, чем у большинства, да одета хорошо. А вот глаза заслуживали особого внимания. Именно они делали ее красивой, потому что в них столько неутоленного женского огня пламенело, что Бельмас, отвыкший от дамского общества, невольно проглотил слюну. «С такими глазами завалила двоих? – подумал он. – Даже я на такое не способен, а она… Обмельчал народец». Бельмас быстро освободился от чар, так как спасение собственной шкуры (кстати, не только своей) важнее женских очей, продирающих от мозгов до пяток.
– Прошу вас, мэм, – указал он на свободный столик.