За основателем монастыря, преподобным Мефодием Песношским, сохранилось наименование – спостник и собеседник св. Сергия Радонежского. Исполняя волю своего великого наставника, Мефодий сам трудился при строительстве пустынножительной келии – «пеш ношаше» деревья через речку. Оттого-то, как говорит предание, за обителью и осталось навсегда имя «Пешноша» (или же – Песноша, для более удобного произношения).
Давайте посмотрим, как зародилась мысль владыки Платона, связавшая на какое-то время тесными узами духовной преемственности и зримой материальной подмоги две древнейшие российские обители – процветавшую в ту пору Песношу и запустевшую Оптину.
В 1795 году митрополит посетил Песношский монастырь. Пробыв здесь несколько дней, он не оставил ничего без осмотрения и был изумлен повсеместным порядком и чиноположением, чистотою и хозяйственностью. Он взошел даже на высокую монастырскую колокольню для обозрения дивных подмосковных окрестностей и сказал сопровождавшему его архимандриту: «Пешноша в моей епархии – вторая Лавра». После этого посещения владыка часто стал обращаться к песиошскому настоятелю о. Макарию (Брюшкову) с тем, чтобы он со своей братией и в других вверенных московскому архипастырю обителях «завел общежитие» по образу Песноши. Отцы же, как свидетельствует монастырский летописец, «сделавшись настоятелями, помнили и твердо хранили общежитие пешношское». Вот к чему склонялся замысел владыки и в критических оптинских обстоятельствах. Мы приведем сейчас рассказ, который в чем-то сродни, духом своим, повествованиям древних патериков. Записан он был в Оптиной Пустыни со слов бывшего келейника игумена Авраамия – впоследствии оптинского иеромонаха отца Филарета.
«О. Авраамий, состоя в братстве Песношского монастыря, пред назначением своим в настоятеля Оптиной Пустыни был огородником и спокойно, в простоте сердца, занимался своим послушанием, не ища и не желая ничего иного. Когда иеромонах Иосиф[2] отказался от должности за болезнию и митрополит Платон стал просить старца Макария дать в Оптину Пустынь для ее устройства совершенно способного и вполне благонадежного человека, старец с обычною своею простотою отвечал: «Да у меня нет таких, владыка святый! А вот разве дать тебе огородника Авраамия?..» Преосвященный, поняв, что хотел выразить такою оговоркою старец (т. е. что совершенства нет на свете и трудно отвечать иначе на требование: дать человека совершенно и вполне способного и благонадежного), не спрашивая ничего более, приказал представить к себе о. Авраамия. Архимандрит Макарий, спустя некоторое время призвав к себе Авраамия, приказал ему приготовиться ехать с ним в Москву для некоторых покупок, а по приезде в столицу представил его к архипастырю. Тогда только узнал о. Авраамий о своем назначении. Тщетно, по чувству смирения, отпрашивался он у своего старца о. Макария, представляя, что налагаемое на него бремя выше его сил, поставляя на вид свои немощи и болезненное состояние. Советы голутвинского