В поисках истины. Ученый и его школа - страница 30

Шрифт
Интервал


Давая отпор прошлым и современным «скептикам», А.Г. Кузьмин продолжает двигаться и в направлении выявления «нелетописных источников» и неизвестных «летописных традиций». Его привлекают Киево-Печерский патерик, прежде всего составляющие его основу послания Симона и Поликарпа. «И это не удивительно: оба автора в числе источников своих рассказов прямо называют “летописцы”. Симон имел в своем распоряжении “Летописец старый Ростовский”, а Поликарп неоднократно упоминал “Летописец”, автором которого признавался Печерский монах Нестор» [16, 73]. Волнует А.Г. Кузьмина все тот же вопрос: «были ли в руках Симона и Поликарпа оригинальные летописные источники или они пользовались известными и в наше время памятниками» [16, 73]. Ответ вновь положительный, и, хотя «бедность параллельного материала делает проблематичными многие из приведенных наблюдений», «можно с достаточным основанием говорить о том, что наша историография XI–XII вв. была богаче, чем принято считать на основе древнейших списков. В руках Симона и Поликарпа были источники, восходившие прямо или опосредованно к особой летописной традиции, следы которой замечаются и в известных ныне летописях, в том числе в хронологических пределах “Повести временных лет”. Вероятно, с этой традицией связано и имя Нестора. Позднейшие компиляторы могли отождествлять летописца конца XI – начала XII в., ростовского летописца середины XII в. и составителя двух “Житий”. Весьма вероятно, что речь идет о разных авторах. Но во всех случаях мы имеем дело с памятниками, отличающимися по составу известий и идейной направленности от основных текстов Начальной летописи и ее продолжений, сделанных во Владимире во второй половине XII в. Видимо, специальное исследование проростовских сводов, а также Ипатьевской летописи даст более прочные отправные моменты для решения поставленных здесь вопросов» [16, 92].

Не оставляет А.Г. Кузьмин и «рязанской» проблематики: в одном сборнике со статьей, посвященной «скептической школе» в 1969 г., им были опубликованы и выпадающее из привычной тематики исследований сочинение «Из истории организации земской статистики в Рязанской губернии», и вполне вписывающееся в нее – «Название “Рязань” в связи с некоторыми проблемами истории района Средней Оки в X–XI веках». В последнем исследователь доказывал славянское происхождение топонима «Рязань», производя его от глагола «резать» [17,