– Десятое? Как быстро бежит время!.. В мои годы нечего бояться покушений. У меня уже давно пропал аппетит к жизни. Да и частые покушения, переходящие в нечто хроническое, или же, как любят выражаться революционеры, – «перманентное», – теряют свое запугивающее свойство. Иногда я получаю анонимные письма: «Тиран! Твоей головы давно уже хочет народ!» И знаете, Бузни, так и подмывает ответить: «Мошенники, народ никогда ничего не хочет. Ни вашей революции, ни голов тех, кого вы называете тиранами. Он хочет быть кое-как сытым и чтобы его оставили в покое. А это вам, вам нужна революция, чтобы упиться властью, набить свои карманы и охотиться за нашими черепами, так как мы умнее и талантливее вас!» В самом деле… Да, относительно директив… Я же вам сказал – не выпускайте обоих из поля вашего зрения…
– И только? – многозначительно переспросил Бузни с быстро забегавшими глазами.
– А что же еще? Пока…
– Что же еще? Я хотя и доктор прав по своему образованию, но в душе я хирург, хирург смелый и решительный. С государственной точки зрения, полезнее для спокойствия и порядка в нашем отечестве, если и отъевшийся, жирный Шухтан, и сухой, плюгавый Мусманек исчезнут… Исчезнут раз и навсегда…
– Что вы, что вы! – заволновался граф. – Левые в парламенте поднимут такую бучу!
– Это, – если бы имело место политическое убийство. А с целью грабежа… Найден труп без часов, без бумажника. Даже самые левые болтуны и те…
– Нет, нет и нет! Я запрещаю вам даже думать об этом, – решительно заявил граф.
– Да, да, да! – не менее решительно сказал сам себе Бузни. Вслух же произнес с опущенной головой: – Как будет угодно Вашему Сиятельству, но я не отвечаю за последствия.
– За последствия отвечает премьер-министр, а не шеф тайного кабинета, – слегка обиделся граф. – Вы меня знаете. Когда пробьет решительный час, я не остановлюсь перед мерами самой железной строгости. Но пока… Пока будем держаться конституционных рамок. Относительно пропаганды в армии, – сегодня же вызову к себе военного министра… Какие еще новости?
– Ах, этот Рангья, – начал Бузни и умышленно осекся, зная, что граф Видо терпеть не может министра путей сообщения.
– Что Рангья? – насторожился граф, ожидая услышать какую-нибудь столь же пикантную, сколь и возбуждающую брезгливое чувство подробность из жизни господина Рангья.