- Хорошая трубка есть, - торговец приспособлениями для курения
опиума на свой лад расценил задумчивое молчание Саяна. – Вота! –
торговец подхватил с прилавка трубку с позолоченным мундштуком. –
Хорош сушить. Услада быть.
- Не нужно, - Саян отвернулся.
И этот говорит на ломаной фатрийском.
Дальше по проходу между лавками жалобно заблеял баран. Следом
подал голос ещё один и ещё. Точно! Саян прибавил шагу. За загонами
торговцев скотом должен быть тот самый притон, о котором говорил
бывший ткач.
Курильня опиума – притон в самом худшем значении этого слова.
Просторный сарай с крышей из соломы, плетёные стены обмазаны
глиной. Над входом вместо двери слабо колышется занавеска с
большими дырами. Рядом, под навесом, на низеньком стульчике с
высокой резной спинкой восседает надменный торговец в дорогой
рубахе, на голове плотно смотанный тюрбан идеального белого цвета.
Тут же прямо на земле расположился тощий мальчишка с выпуклыми
глазами. Убогий нищий трясущимися руками с глухим стуком уронил в
широкую глиняную тарелку перед торговцем пару медных фельсов.
Толстые пальцы с золотыми кольцами небрежно сгребли медяки,
торговец лениво кивнул. Тощий мальчишка тут же протянул
поцарапанную трубку для курения опиума с обкусанным мундштуком.
Нищий жадно схватил заряженную трубку и торопливо шмыгнул в сарай.
Драная занавеска бессильно повисла за его спиной.
- Уважаемый! Курить будь? Услада во! – надменность тут же
слетала с упитанного лица торговца, едва Саян подошёл ближе.
И этот говорит на ломаной фатрийском. Саян, не обращая внимания
на торговца, сдвинул драную занавеску в сторону. Внутри сарая
полумрак, вонь давно немытых тел и характерный запах паров опиума.
Прямо на земле друг на дружке валяются наркоманы. То тут, то там
словно яркие звёзды во тьме беспроглядной нищеты горят лампы для
выпаривания. В неровном свете мелькают перекошенные давно небритые
лица, запавшие глаза, гнилые зубы. В полумраке под ботинком
скользнула чья-то нога, Саян едва не упал. Наркоман лишь слабо
дёрнулся и невнятно прошлёпал губами.
Нищий, что только что забежал в курильню, уже примостился среди
таких же убогих наркоманов. Испаритель мелко трясётся над огоньком
глиняной лампы. Нищий жадно втянул в себя пары опиума. Саян подошёл
ближе, под левым башмаком проскользнула чья-то рука. Нищий на миг
отвёл трубку от лампы. Язычок пламени высветил косматую бороду и
грязные щёки. Под задранной рубашкой проступили выпирающие рёбра
человека на последней стадии истощения. Зато глаза нищего так и
светятся блаженством и умилением, той самой последней усладой, о
которой твердил бывший ткач.