5 сентября 1608 года в лагере Сапеги состоялось ее тайное венчание с «тушинским царем». С формально юридической точки зрения брак их был вполне законен, равно как и ребенок, рожденный в этом браке.
По мнению В. Б. Кобрина, второй муж Марины «унаследовал авантюризм своего предшественника, но не его таланты»[5]. Имея стотысячную армию, он не только не смог навести в ее рядах порядок и выбить Василия из Москвы, но оказался даже не в состоянии поддерживать престиж царского звания среди пьяных безобразий казаков и наемников. Такое положение было унизительно для Марины. Тем не менее она разделяла с мужем все превратности его судьбы: мятежи, распад Тушинского лагеря, бегство в Калугу.
Там бывшие «тушинцы» на какое-то время восстановили правительство, боровшееся и против Москвы, и против польского короля. Вплоть до декабрьского дня 1610 года, когда глава этого причудливого двора был зарезан князем Урусовым. А в начале января нового, 1611 года Марина родила сына, которого крестили в православной вере и сразу же признали два самых могущественных военных вождя – Заруцкий и Ляпунов, признали его законным наследником престола.
Вы ему (Борису Годунову) кланялись, когда он был жив, а теперь, когда он мертвый, вы хулите его. Другой бы кто говорил о нем, а не вы.
Называемый Димитрий
Сам того не подозревая, новорожденный уже принимал участие в большой политике, и вокруг его колыбели сталкивались партии и армии.
Интернационалисты XVII века
Второй большой миф о Смуте объясняет ее «иностранной интервенцией». Он восходит все к тому же Василию Шуйскому, который ненависть московской черни к иностранцам и иноверцам удачно обратил против Дмитрия. Позднее те же ксенофобские инстинкты использовала победившая партия Романовых, чтобы возвеличить собственную победу.
К сожалению, факты входят в некоторое противоречие с этой конструкцией. И искусственность ее хорошо понимали свободомыслящие ученые XIX столетия. Во-первых, «Называемый Димитрий» вовсе не был «польским ставленником». Сигизмунд III не оказывал ему официальной поддержки, а участие отдельных панов в его экспедиции, с точки зрения господствовавших в польско-литовском государстве обычаев, было таким же частным делом, как купля-продажа имения. Придя к власти, молодой царь и не помышлял об удовлетворении территориальных и религиозных претензий со стороны короля и папы, а при первых же недружественных жестах со стороны Сигизмунда вступил в соглашение с вооруженной оппозицией польской шляхты – конфедерацией, организованной Я. Радзивилом и Л. Понятовским, и готовился поддержать их сорокатысячным войском. Историк А. Гиршберг прямо пишет о планах обоих Дмитриев – и московского, и даже тушинского – овладеть польским троном.